Мать вашу! — один из надзирателей с силой пнул Беллатрикс. — Чтоб вас демоны сожрали, ублюдки… .
Ты что делаешь? Что делаешь?! — к поверженной колдунье подскочил тот стражник, что перебирал «сбрую». — Ты ей грудину сломал, недоумок! Нам же их к дементорам вести! Эти сдыхают уже! Быстро! Быстро их вниз!
Безвольные окровавленные тела узников поволокли прочь по коридору. Через несколько минуту шаги и всякий шум стихли. После маленького сражения остались следы — выломанная решетка, несколько камней и лужа крови. Камни, повинуясь странной магии Азкабана, займут своё место в стенах уже через час, решетку вернут на место на следующее утро, а лужа выморозится от холода дементоров, оставив после себя едва заметное серое пятно, на которое Гермиона будет смотреть и иногда даже здороваться.
Никогда не думал, что они пойдут на такое, — внезапно сказал Люциус Малфой спустя несколько дней.
На что пойдут? — спросила Гермиона, даже не уточнив, кто такие «они». И без того ясно.
Попытаются найти смерть от руки надзирателей. Их ведь явно не донесли до дементоров. Руди уже был мёртв, а Беллатрикс и Рабастан умирали. Место казни, говорят, находится где-то внизу. Сколько же туда тащиться. Не донесли.
Гермиона слабо улыбнулась. Это ведь хорошо, правда?
Ты знаешь, — мистер Малфой чуть помедлил. — Когда ты клялась, появилось свечение. Я могу поклясться чем угодно, что это была магия. В Азкабане очень трудно колдовать даже с волшебной палочкой в руке. Замок вытягивает силы из магов. А Беллатрикс удалось… . Она тебя связала.
Связала?
Гермиона оторвалась от вычерчивания квадратиков на полу камеры. Двое суток назад они с Долоховым договорились играть в шахматы. И теперь подготавливали будущие «доски».
Обязательством создать свою магическую семью и назвать… . назвать дочь её именем.
Я, — Гермиона растерялась. — Я такое пообещала? Я не помню.
Беллатрикс едва тебя не придушила, — усмехнулся Люциус. — Но это была магия. Я не мог ошибиться. Беллатрикс, наверное, долго копила силы. Хотела убить напоследок кого-нибудь, но почему-то использовала резерв на тебя.
Я… я не выживу в Азкабане. Как я могла такое обещать?!
Теперь-то ясно, что выживешь, — весело сказал Антонин Долохов. — Дать клятву подобного рода это всё равно, что выпить Феликс Фелицис. Сама магия тебе поможет, сохранит.
Вот только не выполнить клятву нельзя, — улыбнулся мистер Малфой. — Иначе конец будет ужасен. Очень.
В первых числах сентября за Юлиусом Ноттом пришли надзиратели, чтобы увести на свидание с сыном. Другие заключенные затаили дыхание, слушая, как стражники пытаются надеть на узника «сбрую», а кандалы просто соскальзывают с тонких рук. Юлиус Нотт не был здоровяком, а после года Азкабана и вовсе превратился в скелет. В конце концов, надзиратели надели только ошейник.
Когда шаги надзирателей стихли Гермиона и Антонин Долохов продолжили свои «занятия». Русский язык был очень необычным. Гермиона неплохо говорила по-французски и знала несколько общеупотребительных фраз из болгарского языка, но родному языку Долохова они и в подметки не годились. Удивительно сложное наречение, где смысл каждого слова может измениться в зависимости от его места во фразе или конкретной жизненной ситуации. Некоторые слова звучали мягко и протяжно как часть прекрасной песни, другие напоминали короткое грязное ругательство.
Гермиона лишь надеялась, что Долохов, в самом деле, учит её русскому языку, а не каким-то затейливым оскорблениям.
Юлиус Нотт вернулся через несколько часов. Дождавшись, когда надзиратели уйдут, он хрипло сообщил:
Теодор восстановил финансовое ядро, Люциус. И вернулся в Совет магов. И твой сын вернулся. Они будут держаться вместе на случай проблем.
Прекрасно. Хорошая новость, Юлиус, — оживился волшебник.
Жене когда-то кузен маггловскую забегаловку оставил в наследство. Балласт. А потом выяснилось, что это единственное, что Министерство конфисковать не может. Теодор им занялся. Быстро наловчился с магглами управляться. Наживаться на простецах совсем не зазорно. Особенно в эти времена. В семье с золотом не густо, но на приличную жизнь хватает. Отправил девочек на учебу. В Хогвартс, к сожалению. Хотел, чтобы они учились в Шармбатоне. Но наша семья в списках «неблагонадежных». Нельзя выезжать за границу еще лет пять. Это распространяется даже на девочек. Хотя они-то нисколько в моих ошибках не виноваты. Одно хорошо — обе в Слизерин попали. Факультет, конечно, в осаде, но там не выдают своих на расправу.
Теодор женился? — осведомился Люциус Малфой. — А может, присмотрел кого-нибудь?
Нет. Слишком много, — мистер Нотт начал кашлять. — Слишком много времени занимают дела. Но он постарается… Найдет себе хорошую чистокровную… Так много семей обеднели и потеряли всё. Выбор велик!
Он засмеялся тихим безумным смехом.
Я велел ему… я приказал ему не приходить больше. Велел убираться и не тратить больше золота.
Мерлин… почему, Юлиус?! — спросил мистер Малфой. — Ведь твой сын… .
Теодор не должен видеть, как я умираю, — неожиданно четко и ясно сказал мистер Нотт. — Он не поможет и не спасёт меня. Будет лишь терзаться от своего бессилия. Ты сам знаешь, куда ведёт безысходность. В его положении на счету каждая монета.
Юлиус Нотт умирал долго. Вскоре его надрывный кашель сменился тихими хрипами, словно волшебнику не хватает воздуха. Гермиона слушала эти ужасные звуки, и сердце её сжималось от жалости. Пусть этот человек Пожиратель Смерти, убийца, ненавистник магглов и магглорожденных, шпион Темного лорда в Министерстве магии. Но он не должен так умирать — в каменной клетке, с лёгкими, разорванными в клочья.
Останавливать и просить старого надзирателя с тележкой о помощи, было бесполезно. На оклик Гермионы этот волшебник даже не обернулся. Заключенным не полагается целитель или лечебные зелья.
Дементоры, посещающие Коридор Смертников, явно предчувствовали скорую смерть Юлиуса Нотта. Они кружили рядом с решеткой его камеры, впитывали каждый хрип, каждый вдох, который мужчине удавалось сделать. Они наслаждались затянувшейся агонией.
Когда наступила зима, и по коридорам и переходам Азкабана заметался ледяной ветер, Юлиус Нотт умер. Проснувшись утром, Гермиона и Антонин Долохов услышали лишь тишину в левой части коридора. Люциус Малфой, которому была видна часть камеры болеющего узника, сказал, что Нотт лежит на одеяле и не шевелится.
В тот день надзирателя ждали больше, чем когда бы то ни было. Старик, разложив кашу по подставленным к решеткам мискам, остановился около камеры Юлиуса Нотта и вытащил длинную гладкую палку. Через несколько секунд все узники услышали равнодушный вердикт:
Мертв.
Когда тело волшебника забрали, Гермиона прижалась лбом к холодной стене и прошептала слова молитвы, которые когда-то давно слышала на похоронах бабушки:
Покой Господи душу раба твоего… Юлиуса.
И совершенно неожиданно вырвалось:
Сбереги нас от такой смерти!
Коротких царапинок на стене при подсчете оказалось ровно тысяча двести двадцать четыре. Не доверяя себе, Гермиона пересчитала их два раза. Всё равно получалось, что она находится в Азкабане именно тысячу двести двадцать четыре дня. Благодаря Люциусу Малфою, который со свиданий с сыном приносил информацию о времени и дате, календарь был довольно точен.
Больше трёх лет…
Впрочем, осталось еще в четыре раза больше — целых двенадцать лет.
Дни в Азкабане напоминали друг друга, как песчинки на большом пляже. Когда проснулись после «посещения» дементоров тогда и утро. Обязательное умывание. В Азкабане можно легко опуститься, если позволить себе зарасти грязью. Об этом говорила Беллатрикс, когда объясняла, почему Пожиратели Смерти, получившие пожизненный срок после первого падения Волдеморта, умудрились сохранить в Азкабане разум и, в гораздо меньшей степени, здоровье.
Так что Гермиона каждое утро добросовестно умывалась ледяной водой, а раз в несколько недель мочила кусок тюремного балахона и обтирала тело. Холодно после такой процедуры было неимоверно.