Голос Гермогена гремел, казалось, он Пробивал стены. Но никогда прежде не ощущал Гермоген так сильно чужого злого присутствия в соборе. Лицо холодило ледяное дыхание ветра, плечи стягивало обручем. Эк разыгралось злобесие!
Таково же было забытое Гермогеном ощущение, когда в казанскую церковь Преображения во время службы явились опричники, а нехристи, по обыкновению, приводят с собой и злых духов. Было при нём такое однажды и в церкви Воздвижения. Но чтобы привести с собой нечисть в Успенский собор, где лежали мощи святых Петра и Алексея, такого от века не было.
— Чада мои! Как допустили свершиться сему? Кому поверили? Захару Ляпунову, крамольнику, вору, наказанному кнутом? Он для того и свёл с престола царя Василия, чтобы посадить тушинского самозванца!
В соборе наступила такая глубокая тишина, что даже дыхания не было слышно. Может быть, люди почувствовали пророческую силу слов патриарха, и пророчество их ужаснуло... (Ближайшее время действительно обнаружит тайные хлопоты Захара впустить самозванца в Москву).
Неожиданно раздался резкий грубый голос:
— Василий сведён с престола по челобитью всей Русской земли!
— Не было такого челобитья! — гневно возразил Гермоген. — Царя Василия свела с престола злая измена.
— Василий ныне инок. И что о том тужить! — упорствовал голос.
— Царь не произносил монашеских обетов. Над ним свершилось безбожное насилие. И егда владыка мой Христос укрепит меня на престоле владычества моего, совлеку царя Василия от риз и от иночества освобожу его...
— Князь Туренин произносил за него обеты, вот князя и надобно запереть в келью, — сказал в поддержку Гермогена кто-то из посадских.
Но грубый голос не унимался:
— Гермоген! Ежели не отстанешь от Василия, то и тебя скрутим!
Люди стали оглядываться на голос, начался ропот:
— Изыди, сатана!
— Гоните его из собора!
Все крестились. Началось какое-то движение, из собора вывалилась кучка наглых людей.
Многие устремились к Гермогену, прося благословения.
22
В Москве не знали, кого более опасаться: злодеев тушинских или собственных. Умы были поражены насилием над царём. Всюду толковали о дурных пророчествах. В этой обстановке бессилия и страха, когда грабили и убивали среди бела дня, людям легко было внушить мысль, что ныне некому державствовать в России и надо позвать царя со стороны. Искали же некогда новгородцы себе князя в земле Варяжской. Вот и ныне почему не послушаться совета Мстиславского и Салтыкова — довериться Сигизмунду и вручить скипетр Российской державы сыну его Владиславу? Или гетман Жолкевский, действующий именем Сигизмунда, не друг нам? Или не обещал он нам избавить Москву от злодеев и не заключил с нами договор о целости веры и государства!
Но многим ожидание помощи от ляхов казалось постыдной слабостью, и ляхов страшились не меньше, чем злодеев. В памяти ещё были живы дни короткого царствования Гришки Отрепьева, когда ляхи надругались над верой и выгоняли из домов даже бояр и купцов, присваивали себе земли и поместья.
Зная о мятежных настроениях москвитян, бояре-крамольники и ляхи насильно вывезли царя Василия в отдалённый монастырь. Тогда Гермоген начал уговаривать народ избрать в цари либо князя Василия Голицына (хоть и не лежала душа к этому крамольнику и беглецу с поля брани, да всё ж православный человек, и в делах ловок, и рода знатного), либо юного сына Филарета Романова — Михаила. Только бы не воцарились в Москве ляхи.
Гермоген искал и не находил поддержку своим замыслам среди дворян, купцов, посадских людей, но особенно среди духовенства. В тот день он пошёл к Филарету Романову для важной беседы. Романовы жили в своём боярском доме, на Варварке, в стороне от густонаселённого, шумного Кремля. Среди бояр Филарет держался особняком. Кое-кто ставил ему в вину, что сан митрополита он получил при первом самозванце, а второй самозванец пожаловал ему сан патриарха (при живом-то патриархе Гермогене!). Но Гермоген не видел в том вины Филарета, а соболезновал его горькой судьбе. Осуждать легко. Как было нести тяжкую опалу, что без вины выпала на долю Романовых? Семью и братьев Никитичей разбросали по разным отдалённым местам. Его, Филарета, постригли, что спасло ему жизнь, а прочих сгубили. Все братья, кроме калеки Ивана, умерли мучительной смертью. Его любимого младшего брата Михаила, красавца и богатыря, сослали на далёкий север, в Ныробск, кинули в яму и уморили голодной смертью. И если эти беды не сломили Филарета, значит, сам Господь уберёг его. Гермоген уповал на него как на верного помощника в бедах нынешних. Ростовская епархия, где он был митрополитом, — вторая по важности после Москвы.