— Чист есмь мой дом и непорочен, и лиходея твоего и на крылец не пущу!
И тут же выложила до кучи все грязные вести о Ермолае. И каково же было её негодование, когда Никанор веско возразил:
— Брешешь, баба! Либо тебе про другого человека сказывали. Ермолая сам владыка благословил на священство, ибо сей муж богобоязненный и чистый.
Юлиания приняла важный вид, уставила руки в бока:
— Вижу твоё малоумие, Никанор. Или владыке приносят все дурные вести? Или станут ему докучать доносительством на блудника и винопийцу?
— Дай срок, Юлиания, я доведаюсь, кто тебе наклепал на Ермолая. Сей муж достойный, Богом данный нашей Ксении.
— Богом данный дурка давний!
Видя, что криком ничего не добьётся, Юлиания ушла к матери, твёрдо заявив напоследок:
— С места мне не сойти, а речённого тобой Ксения не получит.
...Свадьба была словно бы краденая, уводом. Накануне Юлиания долго тешила себя надеждой не допустить замужества падчерицы, а когда планы её порушились, твёрдо упёрлась, чтобы не давать Ксении приданого. Не стеснялась и соседей, которые начали потихоньку осуждать её. И хотя молодые отказались от наследства, им не удалось избежать неприятной сцены. Юлиания сумела отравить последние минуты прощания Ксении с родным домом.
В тот день на землю лёг обильный снег. Ермолай на широких монастырских санях приехал за невестой. Пожитки у неё были невелики: постель, немного одежды да кой-какая посуда. Но Никанору вздумалось дать дочери сундук. Вот тут-то и вышла заваруха. Юлиания встала на пороге. Уж больно хорош был сундук, широкий, весь окованный, с добрым замком.
— Не дам! И всё тут...
— Не супротивничай, Юлиания! То приданое покойной матери Ксении.
— Всё одно не дам!
Кинулась на улицу, где Ермолай укладывал на сани узлы, закричала:
— Не трожьте сундука! К самому владыке пойду. Или дочь нашу не увозом берёшь?
В воротах соседних домов стали показываться соседи. А может, и правду кричит Юлиания и дочку «увозом» берут?
— Ты пошто в чужом доме захозяйнувал? Мы к тебе не назывались, а ещё и отбивались!
Но тут вышел Никанор. Чтобы не связываться с бабой, сундук оставил в горнице.
— И опять же ты, Юлиания, зря супротивничаешь. Свадьба была по чину. Попу было дадено письмо с печатью владыки, чтобы венчать жениха с невестою.
В то время действительно выдавались такие письма с печатью, удостоверяющие, что жених не был с невестою ни в кумовстве, ни в крестном братстве, ни в свойстве до седьмого колена. Поэтому слова Никанора о том, что попу было дадено письмо с печатью владыки, успокоили взбудораженных людей. Но не успокоили Юлианию. Она продолжала кричать на Ермолая:
— Мы к тебе не хаживали и у ворот не стаивали! И к нам не ходи! Не пущу! Лишь труд сотворишь своим ногам.
Она добилась своего. Невеста была невесела, а Ермолай угрюмо молчал. И только когда вошли в новый, только что срубленный дом, на душе у молодых немного оттаяло. Весело трещали сучья в печи. Пахло сосной. И в воздухе была разлита та приятная свежесть, какая бывает в начале зимы. Ермолай сбросил узлы на широкую скамью, Ксения начала их разбирать. Посуду поместила на поставцах и малом столике, что изготовил для неё отец. Вот только кровать не успел им изготовить. Ну да лежанку печник хорошую сложил. Пока обойдутся.
Пришёл поп и освятил жилище. Запахло ладаном и кипарисом. Зажёгся свет в лампадке перед образами. Молодые весело переглянулись. Сколько радостного доверия в лице Ксении! Хотя в душе её как будто что-то тревожило, словно не до конца поверила, что та жизнь под игом мачехи ушла от неё навсегда. Долго молилась перед иконой Спаса, потом они посмотрели в глаза друг другу радостно и спокойно. Ермолай взял за руку молодую жену, повёл к столику, который сам накрыл, положил её голову себе на грудь.
— Вот и станем жить вдвоём, госпожа моя!
Она посмотрела на пироги, на кусочки аккуратно порезанной рыбы, на кувшин с медовухой, потом перевела виноватый взгляд на супруга:
— Не сердитуй на меня, что свадебный стол не изготовила, что не встретили тебя с честью!
Ермолай погладил её по голове.
— То не твоя вина!
— И ты никогда не посетуешь, что взял бесприданницу?
— Что это ты удумала? — Он поцеловал её в щёку.
— Я серёжки яхонтовые продам, что братец подарил, и хоромы обставим. Расшитые полотенца повесим на образа. Скатерть камчатную куплю, полог расшитый. И ещё картинки на стены.