Накануне Ермолай особенно тщательно готовился к литургии. Как достичь, чтобы прихожане постигли муки Христа? Как дойти до сердца мирян, чтобы каждый сказал себе: «Или ты считаешь свои муки больше тех, что принял Христос? Или ты носишь в себе образ Бога?»
Последнее время Ермолай привык обдумывать проповеди за работой. После обеда он не ложился спать, а мастерил из дерева игрушки. В сарайчике у него был столик и верстачок. Вот и сейчас он обстругивал лошадку и рассуждал:
— «Вспомни, душа моя, как не мил тебе стал Божий свет и ты нудила себя покинуть его... Тяжелы стали тебе поношения от иноков, их насмешки и надругательства. Как могла ты забыть, что Господь ради тебя облачился в грешную плоть, стал человеком, дабы пострадать ради твоего спасения? И не Христа ли ради ты спасся и жив ныне? И не его ли попечением идёшь ты стезёю жизни, дабы делать добро людям и платить им любовью за их небрежение и неразумие, дабы спаслись их души от погибели? Будь же терпелив в злострадании, человек! Начни по силе своей трудиться! Со смирением послужи всякому, зазирая свою немощь. Да умилится душа твоя...»
Он остановился, подбирая нужные слова для проповеди, невольно прислушиваясь к шорохам за сараем. И вдруг раздался детский голосок:
— Вань, с кем это поп глаголет?
— С кем, как не с Богом!
— А борода у него по самый пояс. И усы. Как на иконе.
— А мамке поп во сне причудился. Кабыть он святой и ангелы его на небо взяли.
— Вот святой! А ряска у него вся в стружках...
Ермолай погрозил пальцем в сторону большой щели, в которой светились глазёнки мальчишек, и тотчас же раздался топот убегающих ног. Он пожалел, что отогнал их. Так умилительно было ему слышать их голоса. Они не мешали высокому настрою обдумываемой им проповеди. «Не может человек, войдя в возраст, вдруг утратить ангельскую чистоту детства, — рассуждал он. — Душа сильнее грешной плоти и бесовских наущений. Всё зависит от самого человека. Захочет спастись — спасётся. Сие надобно внушать человеку, дабы поверил в свою бессмертную душу».
Никто не знал (даже Ксения), сколь тщательно готовился он к каждой проповеди. Он посредник меж Богом и прихожанами. Они должны верить в него, его силу устроить их жизнь к лучшему. И тем укрепится их вера в Бога.
Однажды (и смех и грех) он шёл улицей в монастырь. Слышит, за воротами переговариваются вездесущие отроки:
— Гли-ко, поп вдет.
— Шинкари-то сейчас начнут двери запирать.
— А чего?
— Да боятся попа-то.
— Слышь ты, самому воеводе на попа-то жаловались.
— Ништо! Попу-то сам Бог — надежда...
...С наближением весны стремительно быстро понеслась череда дней. Великий пост. И вот уже канун Вербного воскресенья. Подмораживало с утра. Верная примета, что хлеба будут хорошие. И люди радовались и яркому солнцу, и доброй примете. Через Волгу к острову потянулись вереницы людей за вербой. Точно стаи грачей, на льду чернели толпы ребятишек.
Ко всенощной шли одетые как на праздник. Церковь не могла вместить всех желающих. Толпились на паперти и во дворе. Но когда началась служба, звучный голос отца Ермолая был слышен и за пределами церкви:
— Или не дивное создание человек?! Создан не как прочие твари, но по образу Божью и образ Божий в себе носит. Красен мир кругом человека: и небо, и луна, и звёзды, и всё, созданное Богом. Но дивной милости он сподобился. Сам Господь-человеколюбец болезновал и страдал за человека и умер за него святейшей своей плотью. Однако почтенный за Бога всякий ли почитает Бога? Возлюбленные мои, помыслим о сем, убережёмся греха, яко ядовитого змея. Да не лишим себя христианского блаженства.
По лицу попа Ермолая текли слёзы, они скатывались на бороду и кончики усов. Прихожане крестились, вздыхали, глаза их блестели от слёз. И скоро вся церковь наполнилась плачем умиления. Но вот ликующе торжественно запел хор. Поп Ермолай спустился с амвона и начал раздавать прихожанам освящённые вербы. Вот и Ксения приняла от него вербу с весёлым лицом и отошла с прочими. Сколько света и радости кругом! И казалось, что так в целом мире. И нет конца торжеству Божьего света на земле. И нескончаем был людской поток, и всякому хотелось получить вербочку из рук попа Ермолая.
— Блаженное слово, сказанное тобой, батюшка! И блаженные чада твои, через тебя поверившие во Христа!
— Слово твоё осияло людей светом истинной веры!
— Помолись за меня, батюшка, дабы я сподобился стать служителем твоего Бога!