Через пять суток специальный прицепной вагон с окнами на одну сторону, ещё пока не столыпин, но уже с намёком на то, привёз Иннокентия в Кардау. Старинный город был невероятно красив и поражал воображение. Рынки пестрели товарами, прилавки были завалены фруктами и овощами, которые южная земля дарила жителям, по улицам ходили женщины, закутанные в серую чадру, небо взрезали минареты и мечети. Двенадцатилетнему Кеше это место показалось языческой страной, наполненной какими-то невиданными людьми из восточных сказок. Был этот город Кардау, был автобус, была дорога в школу, во время которой Кеша рассматривал завораживающие картины. Перед этим был изнурительный путь в запаянном полувагоне, была жажда. Двое сопровождающих, беспрерывно хлещущие квас, за весь путь почти не давали Кеше воды. Паёк Иннокентия был солёный и невкусный, он только распалял жажду. Хотя в распухающем на глазах личном деле Андубина не стояла ещё красная полоса «склонен к побегу», сержант-курьер вёз Иннокентия пристёгнутым наручником к трубке верхнего откидного сиденья, на ночь перестёгивая к дужке, на которую вешают брюки.
Комиссия по делам несовершеннолетних направила Кешу в этот благодатный край винограда и войн, единодушно и в три минуты вынеся вердикт о зачислении его в спецшколу. Эти учреждения были разбросаны по всей стране. Они назывались короедки, и в них маленькие короеды прогрызали себе путь в безжалостной древесине времени. Монотонный режим дня, система наказаний за провинности, условия содержания, приближённые к тюремным, - всё это изматывало дух, ломало волю. Но мучительнейшая тоска, которая была похуже любого наказания, заключалась в том, что в непосредственной близости от заборов и вышек стояли города, с ярмарками и аттракционами, с красивыми людьми, прогуливающимися по чистым улицам, залитым солнцем. Безжалостная насмешка рока, жестокая гримаса судьбы, - чужая жизнь, подсмотренная через щель в заборе! Перегорающая в недосягаемости света и тепла, горько чадящая удушливым дымом, как ненавистна но притягательна она бывает для тех, кому достаётся в таком виде! И вот на кроватях, закрыв подушками головы, заткнув пальцами уши, чтобы не слышать грохот салютов, корчатся, катаются на кроватях люди с обугленными огарками сердец, обмылками душ, а в глазах - колыхание воздушных шаров, взлетающих в пронзительно-голубое небо.
Спецшкола, куда привезли Кешу, выглядела мрачно. Высокий дощатый забор, увенчанный колючей проволокой, бункеры и боксы, серое общежитие со слепыми окнами, начальство, режим и конвой, - всё это походило скорее на колонию для несовершеннолетних преступников, чем на школу.
В кабинете помпорежа (помощника по режиму) Иннокентия определили в пятнадцатый отряд, в каптёрке выдали серую школьную форму, напоминающую арестантскую робу, и отправили заселяться в свой корпус. Ему досталась кровать почти у входа. На Кешу, как ему показалось, никто не обратил внимания. В отряде было сорок человек, и все они либо ходили, либо сидели, забив своими телами пространство общежития.
Через полчаса воспитатель зашёл в барак, длинный, как вся тюремная жизнь, и гаркнул:
- Воспитанники, стройсь на завтрак!
Серая масса, лежащая на кроватях, и бродящая в проходах, построилась в нестройную колонну.
- На обед шагооом... мрш!
Колонна, блестя косыми глазами, жёлтыми зубами и лысыми головами, двинулась в проход.
В железный бокс, называемый столовой, входили не всё. Сначала старшеклассники, бригадиры отрядов, и те, кто занимал какие-либо должности, потом подбугорье, затем поцаны. А в самом углу стояло ещё три стола, там после всех собирались самые грязные и оборванные школьники. Это были те, кому запрещалось вместе со всеми есть и пользоваться общими вещами. Они кричали и отбирали друг у друга куски хлеба, подбирали с грязного пола вываленную из заржавленных мисок клейковину. На завтрак была каша, которая как клейстер размазывалась по стенам миски, и выглядела не очень аппетитно, но Иннокентий, изголодавшись в пути, съел без остатка серое месиво вприкуску с черным хлебом, в котором попадались камни. Потом запил всё это чаем чуть жёлтого цвета из стакана с щербатыми краями, и сразу захотел спать, чувствуя разливающееся по животу тепло.
После завтрака начинались занятия. Первым уроком была литература. Иннокентий почти один проговорил с преподавателем весь урок, так как прочитал много книг, и ему было, что сказать. Через сорок минут поражённый преподаватель отпустил детей.