Натаниэль Грохотов Марту не обрадовал. Он был приверженцем старой школы, и вёл политику насаждения своего стиля. Его выпускников называли «грохотовцы», после Академии их вербовали коллективы «попсового толка», для которых они строчили хиты типа «Трусы мои, трусы» или «Чашка кофе на окне».
После двух-трёх занятий профессор начал раздражать Марту своей кудлатой бородой и всегда погасшей трубкой, тем не менее, распространяющей по аудитории отвратительный запах никотина. Позже она почти с содроганием вспоминала его расхлябанное поведение вальяжного кота, его шершавую ладонь на своих волосах, и мурлыкающий тенорок, вылетающий из-за прокуренных жёлтых зубов:
«Марточка, девочка моя, ну шо это вы принесли, вы же можете лучше»!
«Марточка» почти перестала приходить на уроки к профессору и занялась поиском собственного стиля. Ей удалось избежать влияния стандартных композиторских клише и приблизиться к «свободной музыке» благодаря пропущенным занятиям.
Весь путь, по которому музыкальная мировая культура продвигалась почти пятьсот с лишним лет, она прошла интуитивно за какие-нибудь несколько месяцев. Между её «детскими» сочинениями, обретающимися в рамках семиступенных ладов народной музыки, «чёрноклавишной» пентатоники и целотонного лада, и сложнейшими оркестровыми полотнами, филигранно выписанными в серийной технике, всего год.
Позже найденные средства ей показались недостаточными, и она стала исследовать микрохроматику, поделив полутон ещё на две, а то и на четыре части. В «Музее Дома Ефратских» некогда хранилась изготовленная ею четвертитоновая лютня, с врезанными в гриф дополнительными ладами. Когда-то она играла на ней циклы своих пьес, поражая слух окружающих. Такое даже не каждый профессиональный музыкант в состоянии перенести, здесь надо быть мужественным человеком. Людям, воспитанным на хроматике, казалось, что почва уплывает из-под ног, когда, вдруг, появляются звуки между нотами ми и фа. Свой школьный рояль «Airstrings» девушка-реформатор перестроила на 1/8 тона, сняла с него демпфера, открутила раму, и играла на ней как на арфе, поставив на бок.
Никто не знает, каких высот достигла бы Марта в области искусства, но судьба распорядилась иначе.
Родители Марты, люди прагматичные и властные, вынудили её бросить музыку и поступить в «нормальное учебное заведение». Ежедневные увещевания отца, слёзы матери и непонимание окружающих сделали своё дело. Марта забрала документы в учебной части института музыки имени Адольфа Верёвкина, и покинула недоумевающих педагогов. Но желание сочинять музыку осталось. Оно не давало ей покоя, оно сжигало её изнутри, ей снилась музыка, она наполняла всё вокруг. Днём или ночью, утром или вечером, едва у неё появлялось время, свободное от работы, она садилась за компьютер и открывала нотный редактор «Вeginning 12-478», сохраняя в нём свои сочинения. Это был хоть какой-то выход.
Марта была уже автором нескольких симфоний, но их музыка, занесённая на нотные станы, лежала в тёмных столах, а если точнее - хранилась на жёстком диске, заведомо обречённая на безызвестность.
Марта Бастет родилась в столице в интеллигентной семье учёного. С самого детства она проявила такую страсть к чтению, что это стало пугать её родителей. Её ловили в библиотеках и плачущую уводили силой домой, у неё отбирали книги, которые она читала с фонариком под одеялом. Кроме музыки и чтения ещё у неё была одна страсть - кошки. Она их так любила, что подбирала котят на улицах и тайно приносила домой. Полдня она отмывала их в ванной, отчего маленькие тельца теряли половину своих цветов, а потом спаивала им всё молоко из холодильника. Утром следующего дня её отец, Игнатий Морриевич, выходил из своей комнаты и, стараясь не наступить на расползшиеся по квартире клубки, чертыхаясь, шёл в уборную. Потом он, опаздывая на работу, выносил пищащих кошачьих детёнышей во двор. Марту наказывали домашним арестом. Целый день она сидела у окна и смотрела во двор, где кошки, сходя по ней с ума, бегали целыми семействами по детским площадкам. Они встречали её из школы, прыгали и затягивали одежду, за что Марту ругала мать. В школе Марту Бастет дразнили Марионетчихой* и советовали идти в цирк.