Из порта уходили корабли, опустившиеся значительно ниже своих ватерлиний, с палуб мелькали испуганные глаза общества, у которого уже не осталось ничего цивилизованного, всё отнял ужас. Люди уплывали, уезжали, улетали. Кровь вытекала из огромного каменного тела чрез прорезы портов, вокзалов и аэропортов, а её остаток уже был не способен вдохнуть в него жизнь и поднять на ноги каменный колосс.
В начале улицы Героев кто-то, не пожелав оставлять врагу построенный своими руками дом, поджёг высушенное дерево. Пожар перекинулся на стоящие рядом строения, и огонь, обрадовавшись свободе, поднялся и, насыщаемый свежим морским воздухом, поглотил уже полтора района, продолжая распространяться. Пожарные расчёты, которые не были ещё расформированы и переквалифицированы в боевые взводы, принялись бороться с огнём. В эпицентр пожара с вертолётов скидывали большие резиновые груши ёмкостью 100 тонн, но ненасытная пасть огня поглощала их. Вода, которой с лихвой хватило бы на большой общественный бассейн или на маленькую речку, испарялась от высокой температуры пожара. Пена и песок не могли справиться со стихией. Как огненные нарывы взрывались бензоколонки. Ветер дул в восточном направлении, туда, где располагались стратегические воинские части и космические военные объекты, и чрезвычайные бригады срочно эвакуировали боеголовки, которых с лихвой хватило бы для уничтожения всего города.
Ночью город снова бомбили. Мины падали на руины. Люди, те, кто не успел уйти, жили на развалинах, превращаясь в бездомных. Направление ветра изменилось. Дома в восточной оконечности города пылали как спички, и проваливались в себя. Лесонасаждения и парки вспыхивали быстрее пороха.
....огонь и стихия сделали то, что не смогли сделать бомбы.
В подвале полуразрушенного дома, среди обожжённых и почти обезумевших от ужасов войны людей, обнявшись, сидели Ефратская и Марта. Удушливый воздух, запах гари, стоны больных, как мумии обмотанных окровавленными бинтами людей, грязные дети с глазами загнанных зверей, ржавчина и ужас царили здесь.
- Опять бомбят, - сказал мужчина с обожжённым лицом, - да будьте вы прокляты!
Земля вздрогнула и покачнулась, с улицы донёсся гул, как будто чей-то отдалённый стон.
- Да гореть им вечно в аду, этим политикам, мы то здесь при чём, - заплакала какая-то женщина, со всех сторон окружённая маленькими детьми.
Наверху подвала вдруг затряслась железная дверь, кто-то неистово в неё колотил.
- Пойдём, посмотрим, - сказал обожжённый человек другому мужчине, держащемуся за голову. Тот встал и, вытащив топор из красного противопожарного щита, шагнул вслед за обгоревшим вверх по лестнице.
- Это мародёры, - громко сказала миловидная девушка, - у моей сестры они все деньги отняли, изнасиловали её и убили, подлецы, это мы с ними жили в одном городе, возможно даже здоровались каждый день. Девушка была очень красива, сажа попала на её лицо, оттенив глаза лучше всякой косметики, но лоб красной морщиной пересекал длинный багровый порез, из которого не переставая лилась кровь. Женщина, видимо в результате шока не чувствовала боли и утирала кровь рукавом не замечая.
- У вас кровь, - сказал ей кто-то.
Женщина посмотрела на рукав и лишилась чувств, съехав со скамьи.
- Врач, здесь есть врач, - закричали со всех сторон.
- Тихо, сказала старушка в сером платье, - молчите.
В дверь барабанили что есть силы.
- Кто там, - крикнули сверху, обращаясь к стучавшим.
- Откройте, это эвакуация, через час уходит судно международного красного креста, возле дверей автобус, прошу открыть дверь!
Наверху замолчали.
- Откройте, - это наши, - крикнула Ефратская, узнав голос..
- Эй, дамочка, а ты уверена, - обернулся к Ефратской сухонький старичок.
- Открывайте, нет времени, - забарабанили в дверь.
- Откройте, - закричали Марта и Ефратская в один голос.
Заскрипели засовы, и в подвал хлынул затхлый пороховой запах.
- Быстро, все на выход, - сказал властный голос, так знакомый Ефратской, - женщины и дети, пожилые и раненые -в автобус, мужчины, получаем оружие.