Если Геродот хотел узнать правду о скифском походе Дария, являвшемся интродукцией к греко-персидским войнам, и познакомить своих читателей со злоключениями царя, побеждавшего греков, то он должен был пойти по следам Дария и выяснить все подробности поражения персов. Поступил ли так «отец истории», мы увидим в дальнейшем. Геродот предпринял путешествие спустя 60–70 лет после скифского похода Дария. Ему могли встретиться престарелые очевидцы событий, многое могли рассказать сыновья очевидцев, но следует учитывать, что к этому времени успели уже создаться легенды, оформиться эпические циклы о победе скифских царей над Дарием, а это все вносило в его записи фольклорный элемент, который потомки могли поставить ему в вину.
Современники восторженно встретили труд Геродота, путешественника и изыскателя, историка и в некоторой мере политика. Софокл написал оду в честь Геродота; «Следы его влияния, — отмечает С. Я. Лурье, — сохранились в пьесах Софокла, Еврипида, Аристофана»[1]. В 445 г. «Геродот был почтен Советом афинян за то, что прочел им свои книги»[2]. Геродот был близок к Периклу, Протагору. Он был одним из организаторов колонии в Фуриях в Южной Италии (443 г.), где, возможно, и оформилась окончательно его «История».
Однако обилие разнородного материала, собранного во время далеких разъездов, свободное, легкое изложение, использование преданий и легенд — все это давало пищу для критики и сомнений. Фукидид был первым, бросившим упрек в отсутствии должной строгости. Проявил скепсис и Аристотель. Плутарх, написавший трактат «О злокозненности Геродота», обвинял его (через пятьсот лет после его смерти) в искажении истины, но все это относилось к тем распрям между различными греческими городами во время нашествия персов, в которых Геродот твердо стоял на стороне Афин, а Плутарх был беотийцем. Скифской четвертой книги Геродота Плутарх не коснулся вовсе.
В XIX–XX вв., когда непонимание источника нередко прикрывалось высокомерным гиперкритицизмом, на Геродота нередко обрушивались, обвиняя его не столько в политической тенденциозности, сколько в путанице, недобросовестности, излишнем доверии к своим информаторам и даже в плагиате у неизвестных авторов.
В 1883 г., почти буквально повторяя Плутарха, против Геродота выступил английский ориенталист А. Сейс[3], но получил весьма решительный отпор от крупного знатока и переводчика Геродота киевского профессора Ф. Г. Мищенко[4]. «Географические, топографические, исторические и особенно бытовые известия Геродота о Скифии и скифах, — писал Мищенко, — по справедливости считаются драгоценными и по достоинству должны быть признаны единственными для своего времени»[5].
Другим примером недоверчивости к данным Геродота может служить отношение исследователей к его рассказу о походе Дария в 512 г. Р. Генниг, суммируя мнения Мюлленгофа (1870 г.), Эберта (1921), Мейера (1923), приходит к выводу, что «сообщение о персидском походе в страну скифов полно явных небылиц. Повествование Геродота как с точки зрения стратегической, так и географической порой совершенно бессмысленно»[6]. К достоверности рассказа о походе 512 г. я вернусь в специальном разделе.
Изучение скифов и их соседей, описанных Геродотом, в настоящее время продвинулось настолько далеко, так много новых археологических фактов открыто в разных концах геродотовой Скифии, что многие старые мнения и запоздалые рецидивы скепсиса иногда кажутся наивными.
Сводку всех работ и мнений по скифскому вопросу за XIX и первую половину XX в. сделал в своей книге С. А. Семенов-Зусер[7]. Западную науку познакомили со скифами М. И. Ростовцев и Эллис Миннс[8].
Накопление новых материалов не означает того, что все спорные вопросы геродотоведения разрешаются сами собой. Наоборот, обилие новых данных ставит ряд новых, не возникавших ранее загадок, требует пересмотра старых мнений.
Состояние проблем скифоведения на 1952 год осветила Н. Н. Погребова[9]. Наиболее свежая и полная советская и зарубежная библиография по разным вопросам скифоведения на рубеже третьей и четвертой четвертей XX в. приведена в работе А. М. Хазанова[10]. Эта книга написана А. М. Хазановым без пересмотра историко-географических данных Геродота, и автор ее довольствуется теми усредненными представлениями, которые существуют в науке наших дней. А в этих представлениях, как будет показано ниже, содержится много разноречий (а следовательно, и ошибок), проистекающих то от недоверия к Геродоту, то от непонимания его, то от желания использовать авторитет «отца истории» для подкрепления гипотез, возникших за пределами круга геродотовских сведений. Не подлежит сомнению, что понять скифское общество, его историю, его этнический склад, хозяйственную и социальную структуру, взаимодействие племен между собой и многие другие важные вопросы возможно лишь после того, как станет достаточно ясной география Скифии, над изложением которой для своих современников так потрудился Геродот.
4
5
Там же, с. 352. Более детально и глубоко Ф. Г. Мищенко касается источниковедческих вопросов в статьях: «К вопросу об источниках и о добросовестности Геродота» (Журнал Министерства народного просвещения, 1888, июль, с. 165–175), направленной против Гуго Пановского, писавшего в духе Плутарха; «Не в меру строгий суд над Геродотом», помещенной во втором томе перевода «Истории» Геродота (М., 1888).
6
8
9