Однако далеко не все, к чему Барклай призывал в своих циркулярах, приказах и инструкциях, претворялось в жизнь: реальная действительность вносила серьезные поправки в деятельность полководца.
В первой половине 1812 года были осуществлены и важные внешнеполитические акции, облегчавшие России предстоящую борьбу с Наполеоном, — 24 марта был подписан союзный договор со Швецией, а 16 мая — мирный договор с Турцией. Этими договорами был обеспечен нейтралитет двух недружественных государств, расположенных к тому же на северном и южном флангах России. И символичным было то, что мирный договор со Швецией стал возможен благодаря победам, одержанным в войне с нею армией Барклая, а мирный договор с Турцией — благодаря победам, одержанным армией Кутузова.
Ранней весной 1812 года «великая армия» Наполеона начала медленно продвигаться к русским границам. В движение пришли огромные массы войск. Вместе с союзными войсками в марше на восток приняло участие около 640 тысяч человек. Если в марте главные силы «великой армии» стояли в восточной Германии — на Эльбе и Одере, то в мае они переместились на Вислу. Здесь Наполеон принял окончательный план предстоящей кампании. Он решил разгромить русские армии в пограничном сражении, занять Вильно и продиктовать императору Александру, оставшемуся без армии, свои условия.
Наполеон расположил войска вторжения вдоль западной границы России тремя группами. Главные силы, которыми командовал лично он, насчитывали 218 тысяч человек при 527 орудиях и были сосредоточены в Восточной Пруссии. Этой группировке на восточном берегу Немана и в глубине Литвы противостояла 1-я Западная армия, состоявшая из 127 тысяч человек при 550 орудиях. Ею командовал Барклай. Центральная группа под командованием пасынка Наполеона Эжена Богарнэ была сосредоточена у Полоцка и имела в своем составе 82 тысячи человек и 218 орудий. Против нее была развернута 2-я Западная армия, насчитывавшая около 50 тысяч солдат и офицеров при 170 орудиях. Ею командовал П. И. Багратион. Южная группа, развернутая в районе Варшавы, находилась под командованием брата Наполеона Жерома Бонапарта и состоялся из 78 тысяч человек при 159 орудиях. Против нее в районе Луцка была развернута 3-я армия, находившаяся под командованием А. П. Тормасова. В ее рядах было около 45 тысяч солдат и офицеров при 168 орудиях.
Кроме того, на Северном (левом) фланге «великой армии» находился смешанный прусско-французский корпус (около 33 тысяч человек), перед которым была поставлена задача овладения Ригой. Им командовал маршал Франции Жак Этьен Макдональд. Макдональд, как и противостоявший ему на этом же участке фронта Барклай, по происхождению был шотландцем, потомком эмигрантов — сторонников Стюартов. Он служил во французской армии с 1784 года. Будучи на четыре года младше своего соплеменника, Макдональд в начале служебного пути сделал большие, чем Барклай, успехи: он стал генералом в 28 лет. Среди сподвижников Наполеона ему раньше других пришлось столкнуться с русскими — в 1799 году корпус Макдональда был разбит под Треббией А. В. Суворовым. И, наконец, южный (правый) фланг «великой армии» прикрывал 34-тысячный австрийский корпус под командованием Карла Шварценберга.
Таким образом, силы вторжения насчитывали 445 тысяч человек при 900 орудиях. Им противостояло 222 тысячи русских солдат и офицеров при 888 орудиях. Далеко к югу от армий Барклая, Багратиона и Тормасова стояла еще одна русская армия — Дунайская, из пятидесяти тысяч человек, находившаяся под командованием адмирала П. В. Чичагова.
Армии вторжения во втором эшелоне имели резервы, насчитывавшие около 200 тысяч человек. Что же касается русской армии, то ее общая численность к началу войны тоже была достаточно велика — 591 тысяча человек. Однако в отличие от Наполеона, подтянувшего к границам России в общей сложности около 640 тысяч войск, русские армии, кроме западных рубежей с Пруссией, Польшей и Австрией, стояли и на турецкой границе в Молдавии и на Кавказе, в Крыму, в Финляндии, в Закавказье на границах с Ираном и в многочисленных гарнизонах страны, разбросанных до Камчатки.
Такой была картина накануне вторжения «великой армии» в Россию.
Однако следует иметь в виду, что каждый из противников точно знал лишь ту ее часть, которая относилась до него самого. Барклай, конечно же, не знал точно, какие силы развернуты Наполеоном, а император французов равным образом не имел полных сведений о своем противнике.
И вследствие этого предстоящая кампания таила множество неожиданностей и для французов, и для русских.
В марте 1812 года Барклай выехал из Петербурга в Вильно. 26 марта он остановился в Риге у своего двоюродного брата, «первенствующего бургомистра», Августа Вильгельма Барклая-де-Толли, но почти не встречался с ним, день и ночь осматривая укрепления города и инспектируя стоящие в Риге войска, а 28 марта уже уехал в Вильно и, прибыв туда через три дня, вступил в права главнокомандующего 1-й армией, оставив за собою и пост военного министра.
В Петербурге делами военного министерства остался управлять помощник Барклая — князь Алексей Иванович Горчаков — племянник А. В. Суворова, участник Швейцарского похода.
1 апреля Барклай писал из Вильно царю: «Необходимо нужно начальникам армий и корпусов иметь начерченные планы их операций, которых они по сие время не имеют». Царь в ответ никаких «начерченных планов» не присылал, просто из-за того, что окончательных вариантов их у него не было. А меж тем война уже стояла на пороге. Императору нужно было на что-то решаться. 14 апреля он был уже в Вильно. Смотры войскам следовали один за другим и прерывались только на время совещаний в главной квартире. В центре совещаний был план прусского военного теоретика на русской службе — генерала Пфуля. Все были против него и особенно Барклай, но царь пока что хранил молчание. Двусмысленность положения, создавшегося уже в это время, отмечает в своих записках и государственный секретарь А. С. Шишков: он сообщает, что «государь говорит о Барклае как бы о главном распорядителе войск, а Барклай отзывается, что он только исполнитель его повелений. Могло ли такое разноречие между ними служить к благоустройству и пользе?»
Императору очень хотелось, возглавив всю армию, стяжать себе славу победителя Наполеона, но опасения, что победа окажется не на его стороне, останавливали Александра от этого шага. Он так и не решился стать главнокомандующим, но и, что хуже всего, не назначил никого вместо себя. Когда Барклай предложил Александру назначить главнокомандующего, царь ушел от прямого ответа, сказав, что как военный министр Барклай имеет право отдавать любые распоряжения от имени императора.
Таким образом, в самый канун войны русская армия осталась без главнокомандующего.
В ночь на 12 июня «великая армия» начала переправу через Неман в районе Ковно. Известие об этом пришло в Вильно через несколько часов. Царь и Барклай были на балу в имении «Закрете», в загородном виленском доме генерала Беннигсена. Беннигсен был без места, нуждался в деньгах, испытывая к тому же более чем обоснованные опасения, что в Вильно с часу на час могут появиться французы. И, воспользовавшись тем, что Александру I имение понравилось, он тут же на балу ловко продал «Закрете» своему августейшему гостю за двенадцать тысяч рублей золотом. Эта сделка не вошла бы в историю, если бы сразу после того, как была совершена, к царю не подошел адъютант Барклая А. А. Закревский и не сообщил, что французы вступили на восточный берег Немана.
Царь молча выслушал Закревского и попросил пока что ничего никому не говорить. Бал продолжался.
Ночью Барклай получил приказ отвести 1-ю армию к Свенцянам на 70 верст к северо-востоку от Вильно. 2-й армии Багратиона было приказано идти к Вилейке. Сам император, возвратившись в Вильно, почти до утра писал письма и отдавал срочные распоряжения. Он написал рескрипт председателю Государственного совета и председателю Комитета министров фельдмаршалу Николаю Ивановичу Салтыкову и приказ по всем русским армиям.
Рескрипт Салтыкову заканчивался словами: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем». Приказ по армиям кончался фразой: «На начинающего — Бог».