– Почему вы не дали им достойного отпора? – спросил он, когда с Турхановым остались наедине.
– У человека два уха и один язык. Это для того, чтобы слушал он больше, а говорил меньше. Запомни это, мой друг! – похлопал его по плечу полковник.
Истопник с удивлением посмотрел на него, а потом кончиками пальцев по очереди дотронулся до своих ушей и языка и засмеялся:
– А верно ведь!…
Когда Турханова вызвали к коменданту лагеря, этот малый вышел его провожать.
– Знаете, что говорят наши о коменданте? Говорят, что он хуже лютого зверя. Хитрее лисы, страшнее льва. Словами слух ласкает, кулаками зубы выбивает. Он здесь и суд, и поп, и палач: сам выносит приговор, сам казнит и сам же отпевает покойников. Кто ему угождает, тот становится капо, кто противится, того в землю зарывают. Остерегайтесь его, – посоветовал истопник.
Комендант сидел перед горящим камином и с наслаждением потягивал душистый дым сигареты, когда заранее предупрежденный секретарь без доклада ввел к нему Турханова.
– А-а, господин полковник! – воскликнул он, приподнимаясь с кресла. – Рад с вами познакомиться. Садитесь поближе к огню, погрейтесь, а то на улице сыро. Вызвал я вас не для допроса, а так, для приятной беседы. Надеюсь, услуги переводчика нам не потребуются?
В госпитале Турханов как с врачами, так и медсестрами говорил по-немецки. С людьми, которые тебе не желали ничего плохого, это было допустимо. Но теперь, когда он по-настоящему оказался на положении военнопленного, пользование услугами переводчиков было не только удобно, но и выгодно. По крайней мере каждый вопрос ему пришлось бы выслушивать дважды, что давало бы возможность лучше подготовить ответы. Кроме того, немцы, полагая, что он их не понимает, при нем могли выболтать кое-какие секреты. Поэтому с момента прибытия в лагерь он притворился совершенно не понимающим по-немецки. И теперь, когда комендант предложил ему сесть, он продолжал стоять, ничем не обнаруживая свое знание немецкого языка.
– А жаль, – вздохнул немец и через секретаря позвал переводчика, который тут же и явился. – Переведите, – предложил комендант и снова повторил сказанное Турханову.
– Не стану кривить душой, – сказал Турханов. – Я тоже был бы рад встретиться с вами в другое время и в другой обстановке.
– Например? – настороженно спросил комендант.
– В мирное время, где-нибудь на официальном приеме.
– Ах, да! – засмеялся немец. – Если мы найдем общий язык, чем черт не шутит, может быть, и во время войны нам удастся быть вместе на официальном приеме. А пока прошу садиться. Поговорим о делах более прозаических. Мне говорили, что вы все эти дни знакомились с жизнью нашего лагеря. Скажите откровенно, все ли вам понравилось у нас?
Турханов поблагодарил и сел, а потом, немножко подумав, ответил:
– Вы все равно не поверили бы мне, если бы я сказал «все»!
– Вы – храбрый человек! – осклабился фашист. – Впрочем, я и сам трусливых не уважаю. Скажите, что вам больше всего не понравилось?
– Нарушение Женевской конвенции о военнопленных. Немец бросил на собеседника гневный взгляд, но сдержался.
– Тут не наша вина, – сказал он. – Подводят младшие чины. Беззаконие творят они по своей личной инициативе. Германия уважает и свято соблюдает все договоры и конвенции, подписанные своим правительством. Но люди, которых здесь называют капо, несмотря на строжайшее запрещение, нередко прибегают к грубой брани и даже к рукоприкладству. А знаете почему?
Турханов отрицательно покачал головой.
– Если можете, то скажите, – попросил он.
– До призыва в армию многие из них побывали, как вы говорите, в местах не столь отдаленных. А что хорошего можно ждать от бывших уголовников? – развел руками комендант.
– По-моему, и ждать не надо, а заменить их другими, более достойными.
– Легко сказать – заменить. Но кем? Достойные не хотят быть капо, а без младшего персонала, сами понимаете, порядка не будет. Вот и приходится прибегать к услугам бывших преступников. Правда, я тут работаю всего несколько месяцев, но кое-что уже сделал в этом направлении. Думаю, после смены руководящих работников мне удастся навести порядок и среди капо. Поэтому мы приступили уже к подбору новых кадров. Вот по этому поводу и хотел я посоветоваться с вами, – хитро улыбнулся оберштурмбанфюрер.
– Хотите мне предложить должность капо? – криво усмехнулся полковник.
– Почему капо? Там работают сержанты и старшины. Мы уважаем чины и степени. Для полковника найдется более подходящая должность. В лагере кроме немецкого коменданта имеется еще один комендант, выдвинутый из числа военнопленных. Здесь его называют русским комендантом. Человек, занимавший эту должность, неожиданно скончался в прошлом месяце. Мы тут подумали-подумали и эту почетную должность решили предложить вам.
«Решили, так сказать, советского полковника превратить в подручные палача, – подумал Турханов. – Напрасный труд- господа фюреры. Орешек вы выбрали явно не по зубам».
Если бы он не надеялся совершить в ближайшее время побег из лагеря, он сразу отверг бы предложение коменданта. А теперь от решительного ответа уклонился, чтобы оттянуть время и использовать его в своих целях.
– Благодарю за доверие. Скажите, какие права и обязанности у этого русского коменданта? – спросил Турханов, подумав для приличия.
– Его главная задача – помочь немецкому коменданту навести должный порядок в лагере. Нам известно, что вы собирались поступить на службу в татарский легион. Я думаю, что вам у нас будет лучше. По крайней мере здесь не свистят пули и не рвутся снаряды.
– До сих пор ничего подобного мне и в голову не приходило. Прежде чем решиться, надо бы немножко подумать.
– Что ж, подумайте, – согласился оберштурмбанфюрер. – Думается, три дня хватит вам на размышление. А пока знакомьтесь с людьми, прикиньте в уме, с кем и как лучше начать новую работу, от кого из капо собираетесь отказаться. Сегодня понедельник, в четверг я жду вас с ответом.
Полковник встал, и собрался уже уйти, но комендант его остановил.
– Чуть не забыл, – сказал он. – Завтра состоится собрание военнопленных. Как видите, у нас проводятся и такие мероприятия. Там можете выступить и вы.
– О чем? – насторожился Турханов.
– Подсказывать не стану. У порядочных людей есть обычай: на добро отвечать добром. Вас, тяжелораненого, от гибели спасли наши врачи, они же поставили на ноги. А теперь вот мы предлагаем весьма почетный пост. Надеемся, вы замолвите за нас нужное слово в нужный момент…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Известно, что растения тянутся к свету, а животные- на волю. Для людей на свете нет ничего ценнее свободы. Только в надежде на свободу черпают военнопленные силы, чтобы продолжала теплиться жизнь в их до предела истощенных телах. Она же воодушевляет их на отчаянную борьбу с жестоким и беспощадным врагом. Если человек не примирится со своим бесправным положением, рано или поздно он найдет возможность выйти на свободу. Турханову это известно по личному опыту. Когда в Испании победили фашистские мятежники, он с группой бойцов и командиров Интернациональной бригады попал в руки франкистов. Их без суда и следствия заключили в одну из средневековых тюрем, которая находилась на одиноком острове среди бушующих морских волн. Бежать оттуда считалось невозможным. Однако вместе с другими коммунистами после длительной подготовки он совершил побег и благополучно вернулся на родину. Айзендорфский лагерь военнопленных находился не на острове, а на континенте. Бежать оттуда будет не труднее, чем из франкистской тюрьмы. Он уже успел кое-что сделать для этого.