– Благодарю за консультацию! – засмеялся Соколов. – К сожалению, в моем распоряжении таких органов не оказалось. Случайно вы их не привезли с собой?
– Не смейся! – возразил Комиссаров. – Дело это очень серьезное. Из-за своей некомпетентности в юридических вопросах мы можем невольно допустить непоправимые ошибки.
– Согласно уставу, командир части является органом дознания.
– Ладно уж,- махнул рукой замполит. – Ты победил, а победителей, как говорится, не судят. Лучше расскажи о других десантниках-иностранцах. Как вели они себя в эти дни? Начнем с Рунге.
– В нем я ни минуты не сомневался, хотя ради установления истины пришлось подвергнуть его довольно суровому испытанию. Потом я попросил у него извинения. Он нисколько не обиделся на меня. К остальным товарищам у меня тоже нет никаких претензий. Думаю, мы сработаемся со всеми…
Время – золото, говорят деловые люди. На войне оно дороже всякого золота, там его измеряют не годами и месяцами, не неделями и даже не сутками, а часто только часами и минутами, а то и секундами. Десантники хорошо знают цену времени, поэтому сразу же после окончания так называемого «дела Плахотки» люди, выделенные для дальней разведки, еще задолго до рассвета ушли на задание. Первая группа в составе Янушека и двух чехов направилась в город Ческе-Будейовице, вторая группа во главе с Куртом Либерманом должна была добраться до провинциальной столицы Верхней Австрии города Линца. Все они были обеспечены документами бывших солдат и офицеров вермахта, демобилизованных по состоянию здоровья в связи с длительным лечением после ранений. В задачу этих разведчиков входило установление связи с местными подпольными антифашистскими организациями. Австрийцы кроме того должны были посетить родителей Рунге и предупредить их о скором возвращении домой их сына.
Все разведчики успешно выполнили задание. Подпольщики Ческе-Будейовице указали как место будущих встреч ресторан «Молодой петушок», находящийся на бывшей австрийско-чехословацкой границе в небольшой чешской деревне. Там у них имеется довольно спаянный коллектив подпольщиков, сгруппировавшийся вокруг хозяина ресторана, отставного полковника бывшей чехословацкой армии, которого местные люди знали под кличкой «Цезарь». Группа Курта Либермана тоже успешно выполнила задание. Она связалась с подпольной организацией Линца. Для связи коммунисты указали ресторан «Голубой Дунай», шеф-поваром которого больше десяти лет бессменно работает отец Курта – Либерман-старший. Но эта группа разведчиков наряду с радостными вестями доставила в отряд и печальные вести: оказывается, во время очередной бомбардировки города одна из тяжелых бомб, сброшенных с американского бомбардировщика «летающая крепость», до основания разрушила дом, в котором проживала семья учителя Рунге. Из трех семей, проживающих в этом доме, ни один человек не остался в живых.
Тяжело переживал Альфред эту потерю. Выслушав соболезнование товарищей, он уединился в одной из землянок и больше суток не принимал пищи, не разговаривал ни с кем. Наконец явился в штаб, где Соколов и Комиссаров как раз обсуждали вопрос о посылке в Линц второй группы разведчиков для изучения возможности установления связи с внутренней тюрьмой гестапо, где содержался под стражей Турханов.
– – Все наши несчастья от этой войны, развязанной проклятыми фашистами. Если мы быстро не покончим с войной, то она покончит с нами. Если вы не возражаете, то я сейчас же отправлюсь в Линц, чтобы приняться за дело,- сказал он. Торопиться не надо,- спокойно возразил Соколов. – Вам не легко. Все понимают это. Отдохните еще несколько дней, успокойтесь, а потом и за дело можно приниматься.
– Я уже успокоился. Каждый потерянный день не приближает нас к цели, а только отдаляет от нее. Прошу не задерживать меня…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В девять утра Рунге и проводник из отряда Яна Жижки добрались -до автострады и, спрятавшись за елками, стали наблюдать за происходящим. Автомашины тут сновали взад и вперед, как челноки на ткацких станках. Были тут и тяжелые грузовики, и автобусы, и легковые машины всевозможных систем.
– Приступим к делу,- шепнул проводник. – Вы пройдите, в сторону Линца шагов двести и выйдите на дорогу а я тем временем остановлю рейсовый автобус, идущий в том же направлении. Тогда и вы можете «голосовать».
Так они и сделали. Проводник на колею бросил заблаговременно приготовленный «ежик», на который скоро напоролся автобус. Камера лопнула. Автобус остановился. Пассажиры вышли погулять, пока водитель заменит бал лон. Тогда Рунге тоже вышел на дорогу и зашагал по асфальту. Скоро послышался шум мотора. Альфред оглянулся назад. Приближался автомобиль марки «БМВ» чем-то напоминавший одногорбого верблюда. В машине сидели два человека, оба в военной форме. «Где двое, найдется место и для третьего»,- подумал Альфред и поднял руку. Автомашина завизжала тормозами, остановилась буквально в трех шагах от Рунге.
– Хайль Гитлер! – гаркнул Альфред. – Не довезете] ли вы меня до Линца?
– На машинах фельдсвязи запрещена перевозка по сторонних,- замялся щупленький лейтенантик, сидевший- рядом с шофером. – Но вы, герр гауптштурмфюрер, свой человек. Садитесь, довезем.
Рунге развалился на заднем сиденье не как гость, а как настоящий хозяин.
– Вы, должно быть, с того автобуса? – спросил лейтенант, указывая назад.
– Да,- кивнул головой Альфред. – Не довез малость. А когда спешишь, не хочется ждать даже лишней минуты.
– Издалека спешите вы в наш город? – спросил фельдъегерь.
– Можно сказать, из самого пекла. на восточном фронте. Потом госпиталь ранения. А теперь вот вышел в тираж: со снятием с воинского учета,- тяжело вздохнул Альфред Рунге.
– Значит, и вы из Линца? заглядывая прямо в глаза спросил лейтенант. – Очевидно, тут у вас есть и, родные?
– Были, а теперь никого нет. Когда я лежал в госпитале американская бомба упала на наш дом. Говорят, в живых никто не остался. Хочу лично убедиться в этом да и посидеть на могиле отца возложить венки да выплакать горе неутешное. Вот и спешу в родной Линц.
Шофер и фельдъегерь почти одновременно оглянулись назад.
– Герр гауптштурмфюрер, вы не Альфред Рунге? – спросил лейтенант.
– Он самый. А как вы догадались? – сделал удивленное лицо десантник…
– Полтора месяца назад весь город говорил о трагедии вашей семьи. Тогда вспоминали и о вас. «Сына убили русские, родителей – американцы»,- говорили соседи. Оказывается, вы были только ранены?
– Да. Целый месяц находился между жизнью и смертью. Потом живое начало взяло во мне верх. Но чувствую, счастья мне больше не испытать.
– Почему?
– Счастье мое было в войсках СС – этих верных стражей фюрера. А теперь вот уволили на пенсию. Вот и подумайте, кому я нужен такой?
– О, не говорите так! – запротестовал лейтенант. – Вы уже счастливы тем, что были адъютантом национального героя Гельмута Крамера.
– Вам и это известно? – удивился Рунге.
– Об этом говорили на траурном митинге, когда хоронили ваших родных. Быть сподвижником такого выдающегося военачальника, как Гельмут Крамер, признайтесь, это большое счастье. Скажите, пожалуйста, вы вместе были, когда командир дивизии покончил с собой?.
– В одном блиндаже. Он написал при мне прощальное письмо-завещание на имя жены, запечатал, передал мне и застрелился.
– И это письмо вы везете сейчас к его супруге? Да. Оно здесь,- похлопал по нагрудному карману Альфред. – Последняя воля любимого командира для меня важнее жизни,- добавил он, гордо выпятив грудь.
– Вы помните его последние слова?
– Еще бы! Такие слова навсегда врезаются в память.
– Что он сказал?
– «Возьми из комендантского взвода человек двадцать да добровольцев из штабных офицеров и постарайтесь с ними пробиться к своим. Прощай, мой добрый и верный друг! Хайль Гитлер!» – вот его последние слова.