На следующий день Рунге познакомился с шефом зондеркоманды гауптштурмфюрером СС Карлом Кейнертом. Это был сероглазый атлет, с невыразительным каменным лицом, русоволосый, ушастый и редкозубый детина лет тридцати двух. В войсках СС подобных троглодитов немало, и, не напоминай он своим обликом кого-то из давнишних знакомых, Альфред не стал бы разглядывать его так внимательно. Поймав на себе его пристальный взгляд, Кейнерт как-то неприятно фыркнул, приподнял свой квадратный подбородок, немножко приоткрыл губастый рот и, оскалив зубы, на несколько секунд застыл в карикатурно-величавой позе.
– Ну как, можно отлить мою физиономию в бронзе? – насмешливо спросил он.
– Простите, я не хотел обидеть вас, – смутился Рунге.
– Тогда чего же так пялили глаза на мое лицо?
– Оно мне напомнило кого-то из знакомых. Не воевал ли кто-нибудь из ваших родственников на восточном фронте? Кажется, у него на лице был какой-то шрам, – начал вспоминать Рунге.
– След сабельного удара? – спросил Кейнерт.- Это мой двоюродный брат бригаденфюрер Йозеф Хубер. Вы его имели в виду?
– Да, вспомнил! – воскликнул Рунге.- Тогда он имел звание оберфюрера и командовал полком, Йозефа ранили под Ростовом, и я лично сдал его в эвакогоспиталь.
– Интересно, – оживился Кейнерт.- Расскажите, как это было.
Рунге рассказал. Немцы оставляли Ростов. Полк, которым командовал оберфюрер Хубер, прикрывая отход дивизии, задержался на левом берегу Дона. Туго пришлось эсэсовским головорезам. Меткий огонь советской артиллерии и авиации обрушился на них с такой силой, а танки и пехота продвигались вперед с таким упорством, что к исходу десятичасового боя в руках гитлеровцев осталась только узкая прибрежная полоса, насквозь простреливаемая из винтовок и пулеметов. «Хоть бы дотянуть до вечера, – думали немцы.- Тогда под прикрытием темноты легче было бы форсировать эту проклятую реку»: Но до вечера было еще далеко, а натиск русских усиливался с каждой минутой. И в этот критический момент полковая рация передала в штаб дивизии сообщение о тяжелом ранении командира и тут же замолчала.
– Мой лучший командир полка в опасности, – схватился за голову Гельмут Крамер. – Адъютант! Возьми бронекатер, взвод автоматчиков – и живо на тот берег! Без оберфюрера Хубера назад не -возвращаться, – добавил он с угрозой.
Рунге хорошо знал своего шефа, который часто забывал поощрять подчиненных, но свои угрозы всегда приводил в исполнение. К счастью адъютанта, на этот раз все обошлось благополучно. Под огнем русских он переправился через Дон, нашел раненого оберфюрера и доставил его в штаб дивизии. И вот теперь случай свел его с родственником спасенного им человека.
– Вас наградили за этот подвиг? – спросил Кейнерт.
– Ордена достаются тем героям, которые наступают. А мы тогда отступали.
– Не отчаивайтесь. Свое вы получите и теперь. Мой родственник служит в личной охране фюрера. На днях он должен приехать сюда по своим личным делам. Я напомню ему о вас, – пообещал Кейнерт. Затем он заговорил о будущем сотрудничестве доверенной ему зондеркоманды с отрядом фольксштурма.- Видите этот лесок? – спросил он, показывая на топографическую карту.- Он небольшой, занимает всего около двухсот гектаров площади, но по значению находящихся там сооружений приравнен к объектам государственной важности, особенно его южная часть, обнесенная оградой из колючей проволоки под током высокого напряжения. Эту часть леса охраняет зондеркоманда. На ваш отряд возлагается обязанность охраны остальной части леса. Вы должны задерживать и доставлять в гестапо всех, кто появится в лесу без специального пропуска. Вот образец этого документа.
Далее он подробно рассказал о порядке организации охраны, о взаимодействии патрулей фольксштурма и зондеркоманды, о путях подхода к охраняемым объектам.
– Ваш отряд в административно-хозяйственном отношении подчиняется штабу местной самообороны, а в оперативном отношении выполняет только указания шефа гестапо штандартенфюрера Иммермана. Казармы фольксштурма находятся в рабочем поселке в двух километрах от охраняемого пункта. Кстати, дача моего двоюродного брата находится в том же районе. Он едет сюда, чтобы продать эту дачу. Знаете, о чем я подумал? – неожиданно прервал он самого себя.
– Догадываюсь, – улыбнулся Рунге.- Вы хотите рекомендовать мне стать дачевладельцем. Я правильно понял вас?
– А почему бы и нет? – воскликнул Кейнерт.- Мне говорили, что профессор Вагнер относится к вам с участием. Вы же, обеспечивая надежную охрану этого леса, оказываете ему неоценимую услугу. Значит, вы вправе рассчитывать на финансовую поддержку при приобретении дачи, которая безусловно облегчит вам исполнение своих служебных обязанностей. После переселения на дачу у вас отпадает необходимость в ежедневных поездках в город.
– Пожалуй, вы правы, – сказал Альфред.- Но только не понимаю, какое отношение имеет наш уважаемый профессор к охране леса?
– Самое прямое. Ведь нам с вами придется вместе обеспечить безопасность его рабочего места.
– Ах, вот оно что! – произнес Рунге.- Тогда действительно у него будет смысл оказать мне такую помощь. Интересно, сколько стоит дача?
– До войны он приобрел ее за сто пятьдесят тысяч, думаю, теперь отдаст за половину этой суммы. А дача, я вам скажу, что надо. На самом берегу Дуная. Кругом сады да зеленые холмы. Дом каменный, двухэтажный, с конической крышей, увенчанной высокой башней посередине. От всего остального мира он отделен высокой чугунной оградой. Словом…
– Словом, не дача, а настоящая крепость, – усмехнулся Рунге.
– Не смейтесь, – укоризненно покачал головой Кейнерт, – В наше время жить в крепости лучше, чем в стеклянном дворце. По крайней мере чувствуешь себя в безопасности от всяких подозрительных типов, которых развелось немало в связи с частыми побегами заключенных или военнопленных. К трем сторожевым псам, имеющимся на даче, добавьте несколько фольксштурмовцев из своего отряда и живите себе как у Христа за пазухой.
– Идея заманчивая, – загадочно улыбнулся Альфред.- Я посоветуюсь кое с кем из близких и, возможно, воспользуюсь вашим предложением.
– Говорят, профессор не отличается особой щедростью. В случае чего натравите на него дочку. В подобных делах женщины просто незаменимы.
Рунге поблагодарил за совет, хотя и не собирался воспользоваться им. Обещая посоветоваться кое с кем из близких, он не имел в виду ни профессора, ни его дочку, а прежде всего подумал о десантниках. Получив от генерала Барсукова задание проверить слухи об исследованиях профессора Вагнера, командование отряда разработало конкретный план дальнейших мероприятий. В частности, австрийская группа десантников должна была создать опорный пункт севернее Линца. По мнению Рунге, дачу Хубера можно было бы использовать в качестве базы для этого опорного пункта. Став владельцем этой дачи, можно было бы перевести туда часть десантников под видом иностранных рабочих. Если слухи о секретном оружии, разрабатываемом в лабораториях Вагнера, подтвердятся, в чем Альфред уже не сомневался, эту же дачу можно было бы использовать как базу для налета на лабораторию.
Свои соображения он в тот же день сообщил в штаб десантников. Соколов и Турханов согласились с ним и предложили немедленно приступить к осуществлению этого плана.
Карл Кейнерт тоже не сидел сложа руки. В тот же день он связался по телефону с Берлином и сообщил родственнику о найденном им покупателе дачи. Тот пообещал прилететь в ближайший выходной день, но Карл не согласился
– Надо спешить, – торопил он брата. – Спроса на недвижимое имущество почти нет.
Хубер знал об этом. Немцы, переехавшие в Австрию после аншлюса и разбогатевшие здесь, стремились превратить недвижимое имущество в деньги, чтобы выехать к себе на родину или в Швейцарию. Успешное наступление Советской Армии в Венгрии и Югославии не на шутку напугало и часть австрийской буржуазии, нажившейся на военных поставках. Дельцы такого рода тоже старались избавиться от заводов, жилых домов в городах и загородных вилл и как можно скорее выехать из насиженных мест, чтобы переждать тревожное время в нейтральной Швейцарии. «Действительно необходимо спешить, – решил он.- Иначе можно потерять последнего покупателя, что равносильно потере самой дачи. Ведь после войны, она наверняка окажется в руках прежнего хозяина-еврея, у которого я приобрел ее за бесценок».