Ответ Барсукова не мог не воодушевить десантников на новые подвиги. Он сообщал, что все участники непосредственной операции по освобождению, полковника Турханова советским правительством награждены орденами и медалями. Орден Отечественной войны 1-ой степени получил командир десантников Соколов, – орденом Красной Звезды награждены Комиссаров, Рунге, Гросс и Либерман, медалью «За отвагу» – Фанни Вагнер. Награждены были также чешские партизаны и подпольщики.
Далее сообщалось, что в связи с завершением основной операции десантный отряд расформировывается, а на его базе восстанавливается прежний Интернациональный партизанский отряд, ранее действовавший на территории Польши. Командиром нового отряда назначается Турханов, его заместителями – Комиссаров и Соколов. Основная задача нового отряда – ликвидация секретной лаборатории Вагнера, дополнительные задачи, – поддерживая тесную связь с чешскими партизанами и австрийскими антифашистами, бороться с нацизмом всюду и всеми методами, вплоть до полного разгрома гитлеровской Германии.
– Задача ясна? – спросил Турханов, зачитав шифровку своим заместителям.- Отныне мы из небольшой боевой единицы регулярной Советской Армии снова превращаемся в партизанский отряд со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это накладывает на нас, командиров, не меньшую, а даже большую ответственность.
– Почему? – не понял Соколов.- Разве командиры в Советской Армии несут меньше ответственности, чем в партизанских отрядах? Разве, будучи командиром десантного отряда, я не отвечал за свои действия перед вышестоящими инстанциями?
– Конечно, отвечал, – согласился полковник.- Но есть и существенная разница. Жизнь регулярной армии строго регламентируется законами страны и уставами самой армии, а деятельность партизанских отрядов подчинена неписаным законам. У нас нет ни уставов, ни наставлений, утвержденных государственными органами. Порядок и дисциплину мы поддерживаем в своих рядах, руководствуясь своим революционным сознанием, а не определенными параграфами всевозможных письменных установлений. Свои удары по врагу тоже наносим там и тогда, где и когда появляется больше возможности причинить вред противнику. Поэтому как за удачи, так и за неудачи наших операций отвечаем мы сами, а не правительственные органы.
– А хорошо это или плохо?
– Для нас хорошо все, что приближает день победы над фашизмом. Это, так сказать, общий взгляд на партизанскую войну. А если взять в качестве примера действия только нашего! небольшого отряда, то они тоже могут принести немалую пользу общему делу борьбы народов против фашизма и империализма.
– Уничтожением лаборатории профессора Вагнера? – спросил Комиссаров.- Но несколько бомбардировщиков сделали бы это быстрее и лучше нас.
– Вполне возможно, – согласился Турханов.- Но реальная действительность иногда вынуждает нас выбирать не самый короткий и легкий путь к цели.
– Объясните, – попросил Комиссаров.
– Известно, что союзные державы договорились о зонах боевых действий для своих вооруженных сил. Нарушение этой договоренности одной из сторон может внести серьезные помехи в действия других сторон, что, в свою очередь, может привести к ненужным осложнениям.
Во всяком случае, советское командование не пойдет -на такие нарушения. Вполне возможно, что заводы концерна «Фарбенверке» находятся в зоне действий авиации наших союзников. А если это так, то появление там советских бомбардировщиков может не понравиться нашим союзникам. В то же время для действий партизанских отрядов зоны никем не определены. Поэтому уничтожение лаборатории Вагнера Интернациональным партизанским отрядом может быть рассмотрено как обычный эпизод партизанской войны.
– Да, теперь я понял, – обрадовался Соколов.- Воспользуемся тогда преимуществами партизанской войны и избавим человечество от страшной опасности.
– Не надо преувеличивать свои будущие заслуги, – начал Комиссаров, но его перебил Соколов.
– Преувеличивать не будем, но задание выполним! – сказал он.
– Сделаем все, что в наших силах, – задумчиво произнес Комиссаров.- Владимир Александрович, у вас есть какие-нибудь конкретные наметки?
– Кое-что имеется, – признался полковник.
– Тогда давайте вместе обсудим ваш план, – предложил замполит.
– Плана как такового пока у меня нет. Его надо разработать. Но мне кажется, сначала мы должны иметь более точное представление о цели будущей операции.
– Цель ясна, – возразил Соколов.- Она содержится в шифровке генерала Барсукова. Мы должны уничтожить химическую лабораторию фашистов.
– Не просто уничтожить, а сделать для фашистов невозможным использовать открытие профессора Вагнера не только сейчас, но и когда-нибудь в будущем. А для этого, по-моему, вот что должны мы сделать…
И Турханов изложил план будущей операции партизанского отряда, смутные контуры которого появились у него еще тогда, когда он впервые услышал от Елфимова о преступных экспериментах профессора Вагнера.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Бывало, с наступлением весны в живописных предгорьях Австрийских Альп владельцы дач и загородных вилл приступали к ремонтно-восстановительным работам в своих владениях: обновляли фасады домов, красили заборы, беседки и киоски, вставляли стекла выбитых окон, сажали цветы и декоративные кустарники. С утра до вечера отовсюду слышался стук молотков и пение пил, к чудесному аромату только что распускающихся почек примешивались резкие запахи прелого навоза, развозимого по огородам, кипящей смолы от асфальтированных дорог, едкого дыма, клубящегося при сжигании прошлогодней пожухлой листвы и всякого иного мусора. Не так началась весна 1945 года в Верхней Австрии. Большинство дач и загородных вилл в окрестностях Линца пустовало, словно их владельцы собирались вовсе отказаться от привычки с наступлением лета покинуть душные городские дома и квартиры и жаркое время года проводить на лоне природы. Виною тому была война. Никто не знал, что будет с ним через месяц, через неделю и даже через день. Фашистские газеты и радио изо дня в день рассказывали всякие небылицы о Советской Армии, а она быстро приближалась к Австрии. Обывателю казалось, что встретить русских в городе, где много своих, гораздо безопаснее, чем в сельской местности. Поэтому он не готовится к дачному сезону. Правда, были и оптимисты. Они не опасались русских, а, наоборот, с нетерпением ждали их прихода.
По всему тому, что делалось на бывшей даче Красавчика Хубера, нынешнюю ее владелицу, фрау Крамер, казалось, можно было причислить к таким оптимистам. На этой даче, которую близкие друзья хозяйки в шутку прозвали «Магдебургом», с утра до позднего вечера визжали пилы, стучали топоры, строгали рубанками, сверлили, кололи, копали землю, привозили кирпичи, черепицу, шифер, бревна, доски и другие строительные материалы; садовник со своими помощниками белил известкой стволы фруктовых деревьев, очищал их кроны от засохших сучьев и лишних веток. Словом, работа кипела, как в добрые старые времена. Трудились тут главным образом так называемые иностранные рабочие, то есть трудоспособные люди, насильственно доставленные в Германию из оккупированных стран для использования в качестве дешевой или же вовсе бесплатной рабочей силы. Так числились по документам, оформленным Альфредом Рунге у бургомистра, эти плотники, садоводы, землекопы и кровельщики. Фактически это были командиры и бойцы Интернационального партизанского отряда. Руководил работами Герберт Гросс, которого по рекомендации Альфреда фрау Крамер зачислила на службу в качестве управляющего дачей, а в шутку называла «бургомистром Магдебурга».
Чтобы предупредить возможные столкновения партизан с нарядами полиции и патрулями эсэсовцев, которые время от времени обходили районы богатых дач, Рунге пришлось больше жить в «Магдебурге», чем в городском доме у Магды. Сама фрау Крамер к покупке дачи сначала отнеслась довольно холодно, но, увидев, как там кипит работа, не только примирилась с необходимостью взваливать на свои слабенькие плечи лишние хлопоты и заботы, но даже увлеклась новой ролью рачительной хозяйки и то и дело начала вмешиваться в дела ремонтников, предъявляя к ним все новые и новые требования. «Рабочие» обращались с ней почтительно, ее замечания выслушивали с самым серьезным видом и всегда стремились учесть ее вкусы и пожелания, хотя ее требования и указания не всегда бывали разумны и выполнимы, а порою даже нелепы! Впрочем, она скоро поняла, что молчаливое согласие рабочих с ее причудами объясняется их добродушием, а не привычкой раболепствовать перед хозяевами. Сознание этой особенности их взаимоотношений укрепило в Магде чувство доверия к окружающим ее людям, и она все чаще и чаще оставалась на даче не только на день, но и на ночь.