Когда колонна немцев скрылась в дальнем лесу, Яничек осторожно повел свою группу к месту боя. Они благополучно добрались до лесистой высотки на изгибе реки. В окопах и возле них лежали убитые партизаны: здесь поработала немецкая авиация. Многие трупы были полузасыпаны землей, кое-где из-под земли торчали только головы или руки. Партизаны внимательно всматривались в лица погибших.
— Это — Ярунгин, старшина третьей роты…
— А это — связной командира третьей роты Айгашева…
Погибших собрали в одно место. Всего их оказалось сорок четыре человека. Затем партизаны через лес вышли к берегу реки, где был разгромлен взвод Юркина. Здесь подобрали еще двадцать восемь трупов. Некоторые, очевидно, сначала были только ранены, и каратели их пристрелили: на одном пятачке лежало восемь трупов, и у всех головы были размозжены выстрелом в упор. Наконец следы боя привели партизан к разрушенному зданию, рудника. Яничек догадался, что последний акт трагедии разыгрался именно здесь. По всей поляне вокруг разрушенного дома валялись стреляные гильзы. Партизаны принялись разгребать обломки и вытащили труп. Зденек сразу узнал Колпакова. Потом один за другим откопали еще восемнадцать трупов, в том числе и тело Пуяндайкина.
— Похороним их на вершине этой высотки, — сказал Зденек.
Партизаны тут же принялись за дело. Смастерили носилки и, разбившись попарно, начали перетаскивать тела погибших товарищей на вершину безымянной высоты. Вдруг один заметил в высокой траве немецкую флягу. Она была целой, и партизан решил ее взять. Он отвинтил пробку и увидел внутри листок бумаги.
— Смотрите, что я нашел! — воскликнул он.
Его окружили товарищи. Листок извлекли из фляги и начали читать. Это было письмо Колпакова.
«Дорогие товарищи! Кто найдет это наше письмо, просим переслать в Советский Союз или передать его советским воинам.
Все погибшие здесь — бойцы и командиры третьей роты Интернационального отряда советских партизан. Нас предал командир роты майор Айгашев. Вчера вечером без особой необходимости он завязал бой с немецкими карателями, чьи силы в несколько раз превосходили наши силы, а ночью, когда понял всю безнадежность положения, покинул роту, приказав нам держаться до подхода подкрепления, за которым он якобы отправляется. Никакого подкрепления мы, конечно, не дождались и сегодня с утра ведем кровопролитные бои с немцами. Теперь нас в живых осталось всего двадцать человек. Многие ранены. Немцы нас окружили. У них самоходные пушки. Вот-вот начнут штурмовать. Будем биться до последнего. Вместе с этим письмом кладу во флягу список роты. Все они либо уже погибли, либо скоро погибнут смертью храбрых. Сообщите об этом нашим родным и близким. Прощайте, товарищи! Да здравствует Советский Союз! Да здравствует Коммунистическая партия! Да здравствует наша социалистическая Родина!
— Временно исполняющий обязанности командира роты старшина Колпаков».
В списке было и имя Эсфири. «Значит, она тоже погибла… — опустил голову Зденек. — Что ж… надо найти ее…»
Партизаны продолжали разгребать обломки и скоро вытащили тело Эсфири.
Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза закрыты, но она еще дышала. Партизаны осторожно перенесли ее на траву. Каменная глыба, упавшая ей на ноги, раздробила правую берцовую кость, осколок пробил спину и застрял, по всей вероятности, в легких. Рану перевязали, но что делать с ногой, никто не знал.
— Надо как можно скорее доставить ее в отряд! — сказал Яничек. — Может, Алина спасет ее…
— А далеко до отряда?
— Километров десять-пятнадцать. Если сейчас же отправимся, к утру будем там.
— А как быть с похоронами?