— Я не говорю прямо, что они уголовники, я только про себя подумал, что, может быть, среди них были уголовники, — попытался отвертеться Айгашев.
Партизан это возмутило.
— Негодяй!
— Сволочь!
— Чего с ним возиться? Вздернуть на суку, и дело с концом!.
Айгашев со страхом смотрел на партизан, но не встретил ни одного сочувственного взгляда. Теперь он понял, что начал неправильно. «Надо было не сразу все отрицать, а признаться в чем-то незначительном, а более важное отрицать. Не то я всех восстановлю против себя. Наши люди привыкли к покорности, поэтому терпеть не могут тех, кто не хочет раскаиваться. Подпущу-ка я слезу», — решил он.
Как и предполагали, среди бойцов, взятых Айгашевым с собой, не оказалось ни одного уголовника, никто из них не подбивал его к совершению преступлений, наоборот, торопили в отряд, но тот и слышать не хотел никаких советов.
— Да, товарищи: я оговорил их. Ребята они хорошие, как все вы. Простите меня, пожалуйста! Я смалодушничал. Уверяю вас, это первый и последний раз! Хотя я майор, но готов воевать даже простым командиром взвода. Даю слово, что оправдаю ваше доверие! Да ваше доверие! — патетически воскликнул Айгашев.
Но слова его не произвели того впечатления, на которое он рассчитывал. Вместо того чтобы смягчить людей, они еще больше разгневали их.
— Ишь какой умный нашелся: мало ему одной роты, хочет еще взвод загубить. А по зубам не хочешь? — крикнул кто-то.
— Тихо, товарищи! — поднял руку Комиссаров. — Сначала выслушаем его, а потом может выступить каждый. Айгашев, отвечайте: два с половиною месяца назад командование вам доверило роту, в которой насчитывалось сто двадцать человек. Скажите, где эта рота?
— Не знаю, — пробормотал подсудимый.
— Вы не знаете? Тогда послушайте! — И председательствующий громко зачитал письмо Колпакова, обнаруженное во фляге. — Слышали?
— Это ложь! — закричал Айгашев. — Вы его сочинили сами, чтобы восстановить людей против меня! Колпаков не мог написать это, а если и написал, не смог передать его вам!
— Боец Васильев, расскажите, где вы нашли это письмо! — предложил Комиссаров одному из партизан, прибывших в отряд вместе с Яничеком.
Тот подробно рассказал обо всем, что они обнаружили вокруг лесистой высотки на излучине реки.
Письмо Колпакова и рассказ этого бойца произвели на партизан огромное впечатление. Они готовы были разорвать негодяя.
— Товарищ замполит! — обратился к председательствующему один из пожилых партизан. — Не тратьте на него дорогого времени. Он не заслуживает суда. Таких мерзавцев надо давить как мух!
— Дайте его нам! — крикнул кто-то из молодых. — Уж мы с ним расправимся!
— Потерпите еще немного, — успокоил их Комиссаров. — Свое он получит сполна! А пока выслушаем показания лейтенанта Соколова.
К столу подошел стройный, подтянутый Соколов.
— Товарищи! — начал он своим звонким голосом. — Не хочу скрывать от вас: этот тип мне никогда не нравился. Я сомневаюсь, что он звание майора получил законным путем. Но не об этом будет мой рассказ. О преступлениях Айгашева я узнал вчера. И с тех пор один вопрос ни на минуту не дает мне покоя: как могла вырасти эта поганка на нашей советской земле? Думал-думал и вот к какому выводу пришел.
Все притихли. Очевидно, подобный вопрос возник не у одного Соколова.
— Говори, лейтенант, — подбодрил его Турханов.
— Вчера он мне всю дорогу рассказывал о своей прежней жизни. Многое он выдумывал, много заслуг приписал себе, не имея на то никаких оснований, но одно мне стало ясно. Не знаю, кто именно — то ли родители, то ли кто другой — с раннего детства вбил ему в голову, что он лучше других, а следовательно, и жить должен легче и лучше. Этот урок он усвоил прекрасно и всю жизнь руководствовался им. Причем он никогда не спрашивал себя, чем же он отличается от других, за какие заслуги люди должны не только уважать его, но и работать за него. Постепенно он привык считать себя единицей, а всех остальных — нулями. С таким самомнением он пришел и в армию. По его понятиям, другие должны переносить все тяготы, связанные с военной службой, а он будет только получать звания и награды. Он убежден, что и погибнуть должны другие. Поэтому, когда надо было стоять насмерть, он бросил оружие и сдался в плен. Будучи в лагере, Айгашев видел, как другие пленные продолжают борьбу против фашизма, но он не вмешивался в эту борьбу, не помогал антифашистам. Из плена его освободили партизаны. Ему, как офицеру, доверили роту. Но он по-прежнему смотрел на людей только как на средство для достижения своих корыстных целей — и загубил роту. Он и сейчас уверен, что выйдет сухим из воды!