Глава шестая
Забрезжил рассвет. В жарко натопленном блиндаже Турханова совсем разморило. Он с трудом поднялся, взял автомат и вышел. Дождик перестал. Не спеша проплывали редкие облака. Медленно просыпался лес. Осторожно пробовала голос зорянка. Ей, так же осторожно, отвечали другие птицы. Быстро махая крыльями, пролетела стая уток.
Турханов осмотрелся. Оказалось, что блиндаж, который они заняли, здесь не единственный. По всему склону небольшой лесистой высотки тянулись гряды траншей, на стыке которых были вырыты землянки и блиндажи. Время не все пощадило, у многих обвалились крыши, обрушились стенки, но были и такие, которые могли пригодиться партизанам.
Когда полковник подошел к месту вчерашней встречи с поляками, окончательно рассвело. При дневном свете все выглядело иначе. Костер был разложен не среди кустарника, а на краю поляны, которую пересекала лесная дорожка. Очевидно, по этой дорожке убежал мальчик после допроса, а потом, в поисках деревни, ушли спутники Евы. Вдруг в утренней тишине послышался топот лошадей, а через минуту мимо промчался экипаж, запряженный парой вороных. Человек на козлах размахивал ременной плеткой, то и дело опуская ее на крупы лошадей. По всему видно, он очень спешил.
«Это неспроста, — решил Турханов. — По всей вероятности, случилось что-то важное, надо кого-то предупредить. Может, приближаются немецкие каратели, а я совершенно забыл об осторожности, стою почти у самой дороги». Он вошел в лес, разыскал оставленные Евой радиостанцию и парашют, спрятал их в другое место, подальше от дороги.
«Глобе, если он приедет, тоже не следует открываться сразу, — стал размышлять полковник. — Что-то не понравились они мне с поручиком… Кто их знает? Хотят ли они воевать с немцами, как уверяли, или же преследуют иные цели? Прежде чем доверить им судьбу Евы, надо убедиться в их честности и порядочности».
Все же рисковать не стоило. Еще поразмыслив, Турханов принял решение. Вырвав листок из блокнота, он написал записку: «Дорогой поручик! Прошу извинить за беспокойство, но обстоятельства сложились так, что подвода нам уже не понадобится. Примерно через час после Вашего ухода мне удалось договориться с одним человеком: он едет в город и отвезет Вашу спутницу в больницу. Он же согласился познакомить меня с надежным человеком. Мы уезжаем. Прощайте!»
Записку он не подписал. Прикрепив к палке, оставил возле потухшего костра. «Если пан Глоба приедет с недобрым намерением, она направит его по ложному следу. Пускай ищет! Тем временем мы что-нибудь придумаем», — решил он и, убедившись, что вокруг никого нет, пошел по дороге. Дорога привела его на лесную опушку. Тут он, свернув в сторону, прошел еще шагов сорок и замаскировался в густом ельнике так, что просматривалось поле, по которому, извиваясь змейкой, бежала дорога и терялась затем за ближайшей деревней. По топографической карте и компасу Турханов быстро определил свое местонахождение, отметил на карте и дорогу, по которой пришел, и поляну, на которой ночью горел костер, и высотку, где в блиндаже оставил Еву.
В это время из деревни выехала подвода. На ней сидело пятеро: четверо из них — в синих мундирах польской полиции, с винтовками, пятый, правивший лошадьми, держал на коленях автомат. Турханов еще издали узнал в нем Глобу.
«Вот мерзавцы! — выругался про себя полковник. — Значит, решили выдать нас полиции. Ну, погодите же!..»
Он хотел их подпустить на расстояние верного выстрела и скосить всех из автомата. Но это могло привлечь внимание тех полицейских, которые, вероятно, остались в деревне. Потом не миновать облавы. Впрочем, в таком большом лесу скрыться от горстки полицейских не составляло особого труда, но приходилось думать о безопасности Евы, которая никак не могла уйти с ним в глубь леса. Пришлось отказаться от мысли немедленно наказать изменника.
В лесу возница остановил лошадей. Полицейские спрыгнули на землю.
— Дальше поезжай один, — предложил хорунжий.[2]
Когда привезешь их обоих, мы выскочим из-за кустов и свяжем их. Только смотри, чтобы они не успели применить оружие.
— Будьте покойны, пане хорунжий! Как только увижу вас, сразу схвачу его за руки. А девка и без того неопасна, — заверил плютуновый.
— Не забыл? За каждого советского парашютиста немцы платят десять тысяч злотых, а за полковника заплатят вдвойне. Если операция пройдет успешно, повеселимся всласть…
— Можете считать, что они здесь, — махнул кулаком Глоба.