— О боже, неужели? Да, да, мы как-то говорили о нем… Значит, немцы узнали о нем из нашего разговора?
— К сожалению… И это не единственный случай. Прошу вас, в дальнейшем не называйте имен своих знакомых и друзей. В крайнем случае говорите о них только шепотом.
— Хорошо, мы так и сделаем. Спасибо, что предупредили… Вы не знаете, почему немцы держат нас в заточении?
— Знаю. В ближайшее время они хотят отделаться от вас.
— Как отделаться? — не поняла девушка.
— Убить.
— Нас с мамой?..
— Всех Бохеньских. Казимира давно уже нет в живых. Теперь очередь за Тадеушем, а потом наступит и ваш черед…
Девушка замерла от ужаса. У нее подкосились ноги, и она опустилась на скамью. Соколов остался стоять и следил, чтобы немцы незаметно не подошли сзади.
— Неужели все это правда? — простонала Марианна.
— К сожалению, да. Я хочу спасти вас, но для этого требуется ваша помощь.
— Какая? — удивилась девушка. — Мы сами совершенно беспомощны. Как же мы можем помочь вам?
— Немцев надо ввести в заблуждение. Напишите два письма, а остальное я сделаю сам.
— Какие письма? Кому?
— Тадеуш, конечно, знает ваш почерк?
— Да. Мы всегда переписывались с ним, когда он уезжал из дома.
— Одно письмо будет для него. Ни имени, ни адреса, ни подписи не указывайте. Напишите просто: «Мама и я просим сделать так, как скажет податель этой записки». Второе письмо адресуйте профессору Бурковскому.
— Но вы сказали, что он скончался…
— Да. Потому ваше письмо к адресату не попадет. Я на это и рассчитывал. Оно нужно, чтоб обмануть немцев. Попросите пана Бурковского устроить мне встречу с вашим братом для важных переговоров. Рекомендуйте меня с наилучшей стороны. Можете выдумать все, что угодно…
Марианна долго молчала. Она уже было согласилась выполнить просьбу этого странного человека, который ни с того ни с сего сообщил столько секретов, что, узнай о них немцы, ему не снести бы головы, но, поразмыслив немного, решила воздержаться. «Кто знает, с какой целью он добивается этих писем. А вдруг его подослали к нам немцы? Если на самом деле профессор Бурковский жив и находится на свободе, то, получив мое письмо, он может устроить им свидание. А немцам только это и нужно, чтобы схватить Тадеуша».
— Простите, господин Астахов, мне не хотелось бы обидеть вас, но выполнить вашу просьбу я не могу, — на конец сказала она.
— Значит, вы не доверяете мне?
— Сами подумайте, разве можно доверить судьбу целой семьи…
Девушка замолчала, подыскивая подходящее слово.
— Первому встречному, хотели вы сказать? — усмехнулся Соколов.
— Нет, я хотела сказать «неизвестному человеку»…
— Вы правы. На вашем месте, пожалуй, каждый поступил бы так же. Не правда ли, мое поведение произвело на вас весьма странное впечатление? Я это предвидел, но надеялся, что вы должным образом оцените мою откровенность. Если эта надежда не оправдалась, нам с вами больше не о чем говорить… Впрочем, если вам хочется еще побыть на воздухе, можем продолжить прогулку.
— Вы угадали, мне действительно не хочется возвращаться в нашу темницу. Если вы не спешите, пройдем до конца аллеи и вернемся назад. Там уж можете сдать меня часовому.
Она встала. В это время вдали показался полковник Планк. Соколов сразу заметил его.
— Марианна, сюда идет командир немецкой воинской части. Хотите поразить его?
— Как? — впервые за все время встречи лукаво улыбнулась она.
— Разыграем перед ним влюбленную парочку.
— А почему бы и нет? — неожиданно согласилась она. — Пусть тюремщики знают, что мы тоже люди…
Соколов обнял ее за талию, а девушка, прижавшись к нему, положила голову на его плечо, при этом лоб ее касался его щеки. Увидев это, полковник, очевидно, решил не мешать им и свернул в другую аллею. Теперь «влюбленные» могли прекратить игру, но не сделали этого. Только в конце аллеи, когда надо было повернуть обратно, девушка встрепенулась, подняла голову и, словно нехотя, медленно освободилась из его объятий. Обратно шли еще медленнее, Марианна несколько раз пыталась завязать разговор, но Соколов, погруженный в свои мысли, отвечал только односложным «да» или «нет». Не доходя до часового, девушка остановилась.
— По всей вероятности, это была последняя моя прогулка, — проговорила она, чуть не плача.
— Если бы вы согласились помочь мне, заверяю вас, она стала бы началом вашего освобождения, — заметил Соколов.
— Ну хорошо, я поговорю с мамой и окончательный ответ дам завтра.