— Спит в спальне, — прошептала она, стуча зубами как при ознобе.
— Остальные где?
— В зале. Тоже спят.
— Пойдем, покажешь.
Шатаясь как пьяная, она прошла через сени и открыла дверь в переднюю. Тут горел ночник. В его тусклом свете партизаны сразу увидели оружие: на толстых гвоздях, вбитых в стену, висели пять винтовок и два автомата. Из передней вели внутрь четыре двери. Яничек вопросительно посмотрел на хозяйку.
— Эта дверь на кухню, эта в зал, эта в нашу спальню, а эта — в детскую, — пояснила женщина.
Яничек сначала заглянул на кухню. Там никого не было. Потом открыл дверь детской. На кровати лежали две маленькие девочки, очевидно близнецы.
— Идите к ним! — приказал Зденек женщине. — А ты охраняй ее! — позвал он одного из партизан.
Женщина и ее охранник скрылись в детской. Сквозь матовые стекла двух других дверей пробивались яркие лучи света.
— Я в спальню, а вы — в зал. Пошли! — скомандовал Яничек.
Обе двери раскрылись разом. В спальне на широкой кровати лежал бородатый мужчина.
— Встать! Руки вверх! Вы арестованы! — крикнул Зденек, наставив на него пистолет. — Живее! Ну! Слышишь? Кому говорю?
Тот медленно поднял голову, встряхнулся, прогоняя сон, но не встал, а быстрым движением сунул руку под подушку и вытащил парабеллум. Однако выстрелить не успел: Зденек опередил его.
В зале обошлось без стрельбы. Шестеро мужчин и три женщины не оказали никакого сопротивления. Партизаны не спеша скрутили им руки.
— Тетка Халина! — громко позвал Яничек, открыв окно. — Сходи в деревню, приведи сюда всех мужиков и баб. Будем судить этих негодяев.
— Боюсь одна. Дайте провожатого, — попросил женский голос.
— Возьми любого.
— Пошел Чекмареву — доложили снаружи.
— Пане начальник, — обратилась одна из арестованных женщин, пожалуйста, не позорьте нас. Разрешите одеться.
— Да, — поддержала ее другая. — Нельзя же показываться людям в таком виде…
Яничек окинул их взглядом.
— Нет! Если вы не стыдились показываться бандитам в таком виде, покажитесь и своим судьям. Пусть они знают, кто вы такие и на что способны.
Оставив для охраны арестованных двух товарищей, Зденек вышел в переднюю. Тут до его ушей донеслись какие-то неясные звуки. Прислушавшись, он понял, что это женский голос, но никак не мог определить, откуда он доносится. «Спрошу у хозяйки. Она должна знать», — подумал он и вошел в детскую. Та сидела на диванчике. Голова у нее была опущена, по щекам катились слезы.
— Скажите, чей это голос? Откуда? — спросил он ее.
— Эсфирь. Она в подвале. Хотите, я ее приведу, — предложила хозяйка, продолжая тихо всхлипывать.
— Пойдемте вместе. Посмотрим, в каких условиях вы ее содержите.
— Зря беспокоитесь, пане начальник. Она ведь не ждала вас, не привела себя в порядок. Девушка, может, застесняется чужого мужчины… Я бы одела ее, причесала, убрала, как невесту.
— Уберете потом. Пошли!
— Тогда идите сами, — уныло проговорила хозяйка и отвернулась. — Вход с кухни. Лампу возьмите, там темно.
Яничек взял на кухне коптилку, открыл тяжелую дверь, обитую оцинкованной жестью. Пахнуло прохладой. Осторожно ступая по ступенькам деревянной лестницы, Зденек спустился на земляной пол, липкий от сырости и грязи. Кругом громоздились кадки и бочки, груды ящиков.
— Эсфирь! — громко позвал он.
Послышался стон, и тут же в дальнем темном углу зашевелилась куча гнилой соломы, из-под которой выползло человеческое существо, облепленное грязью и мусором. Значит, это и была Эсфирь. Очевидно, она не могла подняться на ноги и встала на колени. Подойдя поближе и осветив ее прыгающим пламенем коптилки, Яничек увидел, что девушка в одном легком платьице, ноги и руки ее связаны вместе веревкой. Но мучителям и это показалось недостаточным: на шею они надели собачий ошейник и, подобно собаке, посадили ее на цепь.
Такая жестокость, не только причиняющая физическую боль, но унижающая человеческое достоинство, возмутила Зденека до глубины души. Он сжал кулаки, поднял их над головой и погрозил кому-то.
— Звери, подлецы! — прошептал он сквозь зубы. — Вы за это еще ответите!
Затем, поставив коптилку на кадку, бросился к девушке. Он хотел освободить ей руки и ноги, но пеньковая веревка отсырела и так впилась в тело, что развязать ее было невозможно. Тогда Яничек достал из кармана нож и осторожно разрезал сначала кожаный ошейник, а потом веревку.
— Эсфирь, вставайте! Вы на свободе… Скорее идемте отсюда…
— Кто вы? — пугливо озираясь по сторонам, спросила девушка.