— Тебя, кажется, зовут Агафоном? — обратился он к одному из конвоиров. — Ну вот, скажи, браток, много заработал ты за эти годы? Может, дали тебе чины и ордена? Или жена твоя купается в роскоши?
— В какой там роскоши? — сердито махнул рукой бородач. — Пишет вот, что лошадка пала, корову, забрали за недоимки, озимый клин остался незасеянным. Не знает, как прокормить детей. А их у нас пятеро, мал мала меньше.
— А ты что заработал на войне? — спросил смертник у второго конвоира, худого малого с впалой грудью.
— Чахотку, должно быть, харкаю вот кровью, — зло пробормотал тот и закашлялся.
Поручик знал, что разговаривать арестанту с конвоирами строго запрещено, но поведение большевика было настолько необычным, что не могло не заинтересовать его. «Пусть наговорится досыта, — успокаивал он себя. — Ведь человеку осталось жить считанные минуты».
— Хочется вам домой? — спросил арестант конвоиров.
— Еще бы! — ответил Агафон.
— Швырнул бы винтовку в Кусты и сейчас же пустился бы в путь, хоть пешком, — вздохнул худой. — Хоть перед смертью увидаться бы с родными.
Третий конвоир молчал, но по тому, как все глядел куда-то вдаль и время от времени тяжело вздыхал, нетрудно было догадаться, что и его мысли блуждали где-то за тысячи верст от этой изрытой снарядами, давно не паханной земли.
— А почему не уходите? — допытывался приговоренный.
— Да кто нас пустит?
— Сами уходите, — понизил он голос. — Ждете, когда царь-батюшка соизволит распустить войска? Нет, братцы вы мои, не дождетесь. Над ним ведь не каплет, ему некуда спешить. А может, на его министров надеетесь? Тоже пустое. И над ними пули не свистят, и они в окопах вшей не кормят. Война им выгодна, поэтому они готовы воевать до последнего русского солдата. Вот и гонят вас на немецкие штыки.
— Тогда кто же закончит войну? — спросил Агафон.
— Кроме вас самих, никто. Поверните ружья, бейте тех, кто гонит вас на смерть. Только так можно кончить с этой бойней. Большевики хотят заключить мир, раздать землю крестьянам, а фабрики и заводы — рабочим. Они меня послали на фронт, чтобы рассказать вам об этом, но сынки помещиков и фабрикантов, одетые в офицерские мундиры, объявили меня шпионом. Какой я шпион? Я та кой же солдат, как вы, и у нас у всех одно желание — поскорее вернуться домой.
«Действительно, шпион ли он? — усомнился Сергей Васильевич. — Может, судьи ошиблись? Исполнение неправосудного приговора равносильно совершению нового, еще более тяжкого преступления. Я не был и никогда не буду преступником».
И после недолгих раздумий и колебаний Барсуков приказал солдатам развязать руки арестанту. Те охотно исполнили приказание.
— Значит, вы не шпион? — спросил он, в упор глядя на Поливанова.
— Нет, господин поручик, я не шпион и не предатель. Россию я люблю, как все русские, но люблю её без помещиков и капиталистов.
— Что ж, идите. И больше не попадайтесь. Мне приказано казнить шпиона, а не патриота.
Настоящий преступник при таких обстоятельствах поспешил бы скрыться, а Поливанов сперва поблагодарил офицера, потом, на прощание, пожал руки конвоирам и только после этого не спеша зашагал в сторону леса.
— А теперь за дело, — сказал поручик, когда Поливанов исчез среди деревьев. — Подойдите к могиле. Заряжайте! За веру, царя и отечество огонь!
Солдаты, сразу догадавшись о намерениях командира, весело засверкали глазами. Тут же воздух потряс дружный залп.
— Молодцы, ребята! — похвалил офицер. — Теперь засыпьте могилу. Но только запомните раз и навсегда: если кто-нибудь узнает, что могила пуста, ее заполнят нашими телами. Поняли?
— Так точно, поняли! — хором ответили конвоиры.
— Болтать нам не резон. Благодарим за доверие! — добавил солдат, молчавший всю дорогу…
Вернувшись в штаб, Барсуков продиктовал писарю рапорт на имя командира полка об исполнении его приказа.
Потом он долго ничего не слышал о спасенном большевике. Встретились они в октябре 1917 года. К тому времени поручик смотрел на мир уже иными глазами. Они вместе громили Колчака, сражались с бандами Деникина, били белополяков, штурмовали Перекоп, а после гражданской войны были посланы на борьбу с басмачами. Когда отгремели последние выстрелы в Средней Азии и народы приступили к мирному строительству, Поливанова послали учиться в Москву, а Барсукова назначили начальником кавалерийского училища…
Обо всем этом узнал Владимир, работая вместе с Барсуковым над книгой. История спасения Поливанова еще больше возвысила Барсукова в его глазах, еще больше сблизила их.