- Отведите в штаб! - приказал Турханов.
Соколов с товарищами отправились выполнять приказание.
- Ну, пане полковник, не поспешили ли вы арестовать их? - только теперь опомнился Тадеуш. - Ведь у вас нет доказательств для обвинения этих людей во вражеской деятельности?
Вместо ответа Турханов направил фонарь в сторону - слухового окна. Там на турелях стоял крупнокалиберный зенитный пулемет со спаренными стволами, а на полу валялось множество стреляных гильз.
- По-моему, немецкой рации и этого пулемета вполне достаточно, чтобы их арестовать. Но это не все. Один из них мой старый знакомый. Я его давно знаю как предателя. Посмотрите и на документы убитого. Они выписаны на имя Герхарта Шлихтинга, лейтенанта немецкого сто семнадцатого отдельного минометного дивизиона. Однако меня беспокоит другое: каким образом они могли свить гнездо на стыке наших подразделений? Кто несет ответственность за потерю бдительности? Впрочем, все это выяснится на допросе задержанных. Если хотите, можете прийти к нам завтра утром.
Глава тринадцатая
В эту ночь Тадеушу не спалось. Тяжкие думы ни на минуту не оставляли его. Все происходило не так, как он хотел. А хотел он многого. В юности любил читать о великих полководцах всех времен и народов. Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь, Суворов, Наполеон будили его богатое воображение, звали к подвигам. Поляки тоже имели своих полководцев. Ян Собесский - победитель турок, Сигизмунд III, побывавший в Москве, Юзев Понятовский, сподвижник Наполеона... Их статуи возвышаются на площадях и в парках столицы, напоминая о доблести предков. В роду Бохеньских было много генералов и полковников, но в истории они не оставили заметного следа. Почему? "Потому что все они просидели в штабах, - думал Тадеуш, тщательно изучая родословное дерево графов Бохеньских. - А слава достается тем, кто отличается на поле брани. Я пойду иным путем. Боже! Помоги мне стать полководцем и выиграть битвы с врагами, помоги создать великую Польшу!"
Окрыленный этой мечтой, Тадеуш окончил офицерскую школу, а затем и военную академию. Теперь он понимал, что одного желания недостаточно, чтобы стать великим полководцем. Нужны еще экономические и политические условия, нужна историческая необходимость, не говоря уже о личных выдающихся способностях. Сентябрь тридцать девятого года показал, что ни одно из этих условий еще не созрело. Особенно возмущали молодого поручика бездарность, трусость и продажность генералитета. Немцы еще не дошли до Варшавы, а польские генералы, побросав свои войска, буквально удрали из Польши. За этим последовал полный разгром всех вооруженных сил, приведший к уничтожению Польши как независимого государства. Однако поляки не теряли надежду поднять родину из руин. Лучшие люди ушли в подполье и начали накапливать силы для нанесения решающего удара по врагу. Когда поручику Бохеньскому предложили перевести свой батальон в столицу, он решил, что час расплаты приближается, а узнав о предстоящем восстании в Варшаве, он уже, подобно многим молодым офицерам Армии Крайовой, мысленно торжествовал победу. Теперь он убедился, что восстание потерпело поражение. По его мнению, виноваты в этом были опять генералы. "Бур-Коморовский оказался не стратегом, а жалким политиком, ориентирующимся в военных вопросах не лучше, чем любой из моих солдат. Окулицкий, Монтер, Певучинский и другие генералы - лишь слепые исполнители чужой воли. А мы, рядовые офицеры? Пешки на шахматной доске, которые бездарный шахматист без конца подставляет под удары противника!" - думал Тадеуш, ворочаясь с боку на бок.
На рассвете он забылся тяжелым тревожным сном, но скоро его разбудил шум в коридоре. Выглянув из двери, Тадеуш увидел солдата из второй роты, который отнимал у женщины банку сгущенки. В одной руке женщина держала грудного младенца, другой прижимала к себе банку. В конце концов солдат вырвал сгущенку из рук женщины, а та, потеряв равновесие, упала с ребенком на пол.
- Караул! Грабят! - закричала она.
- Не ори, дура! Если я умру от голода, кто будет защищать тебя и твоего двуногого щенка? - огрызнулся солдат.
- Не защитники вы, а мучители, - простонала женщина. - О боже! Зачем только я дожила до такого времени, зачем увидела такой позор!
- Что тут происходит? - спросил поручик, подойдя к ним.
- Из продуктов, что русские ночью сбросили с самолетов, мне досталась эта банка молока. Хотела ребенка накормить, а этот солдат отнял. Пане поручик, прикажите ему вернуть банку! - попросила женщина.
Офицер ничего не сказал, только обернулся к солдату и строго посмотрел на него. Тот понял, что шутить с ним не станут, и швырнул злополучную банку к ногам женщины.
- На, подавись, сука! - процедил он сквозь зубы и, не попросив разрешения у командира, вышел на улицу.
Этот дикий поступок с утра испортил настроение поручику. Он знал, что в Армии Крайовой зреет недовольство, что многие солдаты, да и офицеры уже не верят в победу, а есть и такие, что вообще сомневаются, надо ли было начинать восстание. Теперь он увидел собственными глазами, как высокие порывы сменились у солдат животным инстинктом самосохранения. Еще семь недель назад он обещал им славу победителей, а привел их к той грани, после которой следует уже настоящее мародерство.
В последнее время, когда особенно скверно было на душе, он уходил к Соколову или Турханову. "Эти люди никогда не унывают, - думал он. - Они знают, к чему стремятся и куда идут. Им все ясно. Интересно было бы вызвать их на откровенность и узнать, как они расценивают положение повстанцев".
С этой мыслью он пришел в штаб Интернационального отряда.
- Хотите послушать, что рассказывают враги, которых задержали ночью? спросил Турханов после вежливого ответа на приветствие.
- Да, - кивнул Тадеуш.
- Тогда зайдем вон в ту комнату. Как помните, мы арестовали вчера двух. Один из них - мой старый знакомый. Он признался, что давно был завербован агентами абвера, и рассказал много интересного. Второй оказался немецким радистом. Пойдемте послушаем! - пригласил полковник.
Допрашивал Кальтенберг. Перед ним, опустив голову, сидел немецкий ефрейтор. При появлении Турханова и Бохеньского оба вскочили на ноги, но полковник остановил их жестом и велел продолжать допрос.
- Дело ваше проиграно, - говорил ефрейтор. - Армия Крайова - все равно что муха, застрявшая в паутине. Начиная от штаба батальона и кончая Главным штабом повстанцев, везде работают наши агенты. О приказах и распоряжениях генерала Бора наша разведка узнает раньше, чем сами повстанцы. В таких условиях ни одна армия не может победить.
- Тогда чего же вы тянете?
- Мы спрашивали об этом своих командиров. Они объяснили это так: под предлогом подавления восстания легче разрушить город. По крайней мере, никто не обвинит нас в умышленном уничтожении польской столицы, а фюрер приказал сровнять ее с землей. Восстание не мешает, а только помогает нам выполнить его волю.
- Теперь расскажите, как вы попали в костел? - спросил Конрад.
- Очень просто. Лейтенант Шлихтинг приказал мне взять радиостанцию и следовать за ним. Перед позициями повстанцев нас ждали четыре человека с зенитным пулеметом. Скоро к нам подошел Глоба. Он знал пароль, и поляки пропустили нас беспрепятственно. Больше до костела нас никто не останавливал. Звонарь отпер дверь. Так мы очутились на чердаке костела, где и обосновались, - ответил ефрейтор.
- Какую задачу поставили перед вашей группой?
- Не одну, много задач. Лейтенант Шлихтинг корректировал огонь минометов. Я обеспечивал связь по радио. Зенитчики должны были мешать советской авиации доставлять оружие повстанцам. Глоба с раннего утра до позднего вечера сидел у слухового окна со снайперской винтовкой, поджидая какого-то русского полковника.
- Куда делись пулеметчики?
- После того как подожгли русский самолет, лейтенант послал их куда-то. Я не расслышал приказ, так как в это время сообщал по радио об уничтожении самолета.
- Знал ли о вас командир батальона повстанцев?
- Если бы знал, наверное, не выдал бы нас партизанам. Ведь мы пришли туда, как не раз говорил Глоба, по прямому приглашению некоего полковника из Главного штаба повстанцев. Теперь наверняка комбату придется отвечать перед этим полковником за то, что мы провалились...