Передав последнюю радиограмму, Ева упаковала рацию.
- Заберите! - сказала она двум партизанам, прибывшим за ней. - Будьте осторожны. Полковник хочет сдать ее в музей в исправном виде...
Бойцы осторожно подняли рацию и унесли. Оставшись одна, Ева тяжело вздохнула. Мечта об освобождении родного города из-под фашистского ига не исполнилась. Она с тоской осмотрелась кругом, потом, взяв кусочек мела, крупными буквами написала на гладкой стене бункера, - написала на трех языках - польском, русском и немецком: "Да здравствует свободная и независимая Польша! Да здравствует наша победа! Слава советским партизанам! Смерть немецким оккупантам!"
Закончив, она вышла из бункера. Там ее ждал вооруженный боец.
- Полковник приказал сопровождать вас на митинг. Пойдемте скорее, все уже в сборе! - позвал он.
В это время к ним подошла какая-то женщина.
- Добрый вечер, Ева! - сказала она, подавая ей руку. - Какое счастье, что я застала тебя здесь!
- Что вам нужно? - резко прервала ее Ева.
- Разве ты меня не помнишь? Я Ирена. Мы когда-то учились вместе... Ну, вспомни...
- Извините, я очень спешу.
- Постой, Ева! Прошу тебя: представь меня Турханову. Я член ППР. Если останусь здесь, немцы меня убьют. Я хочу уйти из города вместе с партизанами. Помоги, ради бога! - умоляла неизвестная женщина.
-Хорошо. Пойдемте, - подумав, согласилась Ева.
Они вошли в бомбоубежище. Весь батальон Краковского был в сборе. Поляки переоделись в гражданское платье. Группа Кальтенберга, выполняя фиктивную роль немецкого конвоя, должна была вывести их из города. Чтобы обмануть фашистов, решено было смешать солдат с местными жителями, среди которых преобладали женщины, старики и дети. Они тоже пришли на митинг.
Митинг открыл Комиссаров. По его предложению собравшиеся почтили память погибших товарищей минутой молчания. Слово предоставили Турханову.
- Дорогие товарищи! Дорогие друзья! - начал он. - Сегодня мы покидаем Варшаву. Но это не означает, что мы отказались от борьбы за ее освобождение. Мы еще придем сюда. Придем не одни, а вместе с Красной Армией и войсками новой Польши. Только они смогут освободить Варшаву и весь польский народ!
Товарищи партизаны! Сражались вы храбро и умело. Чтобы разгромить врага, вы сделали все возможное и даже невозможное. И если мы вынуждены временно выйти из боя, то не по своей вине, а по вине тех, кто предал повстанцев, предал свой народ. Вы не склонили голову перед грозным врагом и уходите из города непобежденными. Честь и слава советским партизанам!..
От имени жителей города выступил представитель районного комитета Польской рабочей партии, чью фамилию по вполне понятным причинам Комиссаров не стал называть.
- Товарищи партизаны! Дорогие друзья варшавяне! Столица Польши лежит в развалинах. Погибли тысячи ее жителей. Но те, кто остался в живых, еще скажут свое слово. Они призовут к ответу истинных виновников трагедии, и над всем миром прозвучит их суровый приговор. Виновниками являются не только авантюристы типа Бур-Коморовского и его покровителей из лондонского эмигрантского правительства, но и польская реакция и немецкий фашизм. На скамье подсудимых они будут сидеть рядом, и никто из них не уйдет от ответственности.
Товарищи! Теперь, когда наша страна в трауре, мы обращаем свой взор на восток. Оттуда идут победоносные армии Советского Союза и новой, демократической Польши. Они придут. При поддержке народа они освободят не только Варшаву, но и все города и села, всю польскую землю. Да здравствует свободная Польша! Да здравствует нерушимый союз польского и советского народов!
Последние слова оратора потонули в буре аплодисментов.
Глава шестнадцатая
Наступил момент расставания. Партизаны тепло попрощались со своими друзьями, и затем Соколов по специально прорытому каналу повел их в канализационный туннель. Кальтенберг со своей переодетой командой вывел поляков на улицу и построил в колонну, чтобы провести через районы, занятые немецкими войсками. Мимо уже прошло несколько таких колонн под конвоем жандармов или эсэсовцев. В подвале остались командиры отряда и руководители антифашистских организаций района, которым предстояло перейти на нелегальное положение. За время двухмесячных боев они успели крепко подружиться и теперь обнимались как родные, желая друг другу скорейшей победы. Ева подошла к Турханову.
- Володя, с тобой хотят поговорить. Можно? - спросила она.
- Кто? Времени в обрез. Зови быстрей!
Ева обернулась, ища глазами женщину, которая назвалась Иреной. Но там, где она стояла во время митинга, ее не оказалось. Вдруг Ева увидела, что она целится из пистолета в Турханова. Раздумывать было некогда. Ева вскрикнула и бросилась к нему, прикрыв его своим телом. В пустом подвале прогремели три выстрела, и Ева повисла на руках у Турханова.
В тот же момент убийца разбила лампу и бросилась к выходу. В темноте началась свалка. На улице зашумел народ. Послышались выстрелы. Комиссаров тянул полковника к туннелю.
- Идемте, Владимир Александрович! - звал он. - Быстрее идемте!
Освещая дорогу карманным фонарем, они вошли в туннель. К ним подбежала Алина Вольская с санитарами. Еву положили на носилки. Алина даже не стала прощупывать пульс - покачала головой, тяжело вздохнула и закрыла глаза Евы.
- Смерть наступила сразу. Мы уже ничем не можем помочь... Несите ее дальше! - распорядилась Алина.
Сзади послышался шум, топот ног, ругань. Подошла группа прикрытия. В случае преследования она должна была задержать врага. Турханов осветил партизан фонарем. С ними была женщина. Она отбивалась ногами, кусалась, царапалась, стараясь вырваться из рук партизан, но те держали ее крепко.
- Товарищ полковник! - обратился командир группы прикрытия. Террористку задержали. Вот она. Настоящая бешеная собака. Всю руку искусала.
Осветив женщину фонарем, Турханов внимательно взглянул на нее. Это была хозяйка шкатулки с адской машиной, которая тогда назвалась "дочерью Голембы".
Значит, она не впервые покушалась на его жизнь. "Надо выяснить, чью волю она выполняла, - подумал полковник. - Личных счетов я здесь ни с кем не имел, значит, тут что-то серьезное..."
- Почему ты убила Еву? - спросил он как можно спокойнее.
- Она сама виновата. Я хотела застрелить вас, а она сунулась под пули, - злобно сверкая глазами, пробормотала женщина.
- Что будем делать? - спросил Комиссаров. - Возиться с ней нет времени, у партизан и без нее дел и забот по горло. Может, расстреляем?
- Нет, товарищ замполит! - возразил командир группы прикрытия. Расстрел - слишком дешевая плата за нашу радистку. Она, несомненно, агент гестапо, а мы знаем, как расправляются с нашим братом ее хозяева. Надо поступить с ней так же.
Турханов хорошо знал этого командира. До мобилизации в армию он был сельским учителем и пользовался славой добрейшего малого, который и мухи не обидит. А теперь вот готов растерзать женщину. "Война ожесточила людей, подумал с горечью Турханов. - Скоро наступит мир, и мы сделаем все, чтобы люди снова стали людьми..."
- Мы не фашисты, пытать и истязать не наше дело. Сначала надо основательно допросить ее, а потом решим, как быть, - распорядился он.
- Но она плохо говорит по-русски, - сказал командир группы.
- Разрешите, я ее допрошу по-польски! - вызвался Зденек.
Турханов согласился, предложил выяснить мотивы преступления, его организаторов и участников, затем, вместе с Комиссаровым, поспешил за основной частью отряда.
Передвигаться по туннелю было неимоверно трудно. К отвратительной вони постепенно привыкли, но, помимо этого, не хватало кислорода, нечем было дышать. Кружилась голова, многих то и дело тошнило. Под ногами чавкала грязь. Скоро она превратилась в жижу, которая, становясь все глубже, сначала дошла до колен, а потом и до пояса. Мокрая одежда прилипала к телу, ноги скользили как на гладком льду. Бойцы брели в темноте, вытянув руки вперед, словно слепые. Особенно доставалось тем, кто нес носилки с тяжелоранеными. И все же люди хотя и медленно, но упорно продвигались вперед.