- Почему?
Делать было нечего: краснея от стыда, девушка рассказала, что произошло в землянке Айгашева.
- Ах вот оно что! - только теперь сообразил Измайлов.
И ты ей веришь? - испугался Сергеев.
- Конечно, верю.
- Тогда почему она бежала к немцам?
- Вовсе не к немцам. Я хотела пойти на могилу Турханова... возложить цветы! Отпустите меня, товарищи! - просила Ева.
- Не могу! Вяжи ей руки! Майор приказал доставить ее живой или мертвой. Давай быстрее! - торопил Сергеев.
- Плевал я на его приказания! Турханов и Ева сколько раз спасали нас от верной гибели, а мы, вместо благодарности, издеваемся. Ты как знаешь, а я ее отпущу, - решительно заявил Измайлов.
- Хочешь, чтобы майор нас вместе на одном суку повесил?
- Как бы не так, повесит... Руки у него коротки... Пойдем со мной! Завтра будем в штабе и расскажем обо всем замполиту. А вы, Ева, можете идти, куда шли.
Девушка поблагодарила Измайлова и убежала.
- Ну и подвел же ты меня, Измайлов! - обиженно проговорил Сергеев. Теперь мне одно остается: пустить себе пулю в лоб.
- Не надо, пули надо беречь! Они еще пригодятся для немцев. Перестань хныкать, идем со мною в штаб. А там нас пошлют служить в другую роту.
Сергеев посмотрел вслед уходящей девушке и решил прибегнуть к хитрости.
- Ну что ж... Иди тогда один. Я тут посижу немного и потопаю к своему командиру.
- Нет, браток, вижу я: хочешь, чтоб я ушел, а сам опять погонишься за Евой. Ничего из этого не выйдет! Беги к своему Айгашеву, но, если повернешь обратно, так и знай: получишь верную пулю в свой медный лоб. Стрелок я неплохой, не промажу. Иди и не оглядывайся! - пригрозил Измайлов.
Привыкший всегда уступать силе, Сергеев больше не стал спорить, повернулся и затрусил, дрожа от страха. Измайлов долго следил за ним. Тот действительно ни разу не оглянулся.
"Теперь Ева спаслась, пора подумать и о себе. Айгашеву чужой жизни не жалко, возьмет и отправит за мной погоню. Пока есть время, надо уходить отсюда подальше..."
Измайлов свернул с тропинки и скрылся в лесной чаще.
Глава пятая
Ева знала, что добраться до населенного пункта под названием Камень-гура будет не легко. В лесу она заблудится, а на дорогах везде жандармские посты и военные патрули. Без пропуска комендатуры лучше и не показывайся. В другое время она ни за что не осмелилась бы на такое путешествие; но ей надо было узнать, жив или погиб Турханов, узнать во что бы то ни стало. Если погиб, она найдет его могилу, присядет на свежий холмик и выплачет свое горе...
Выйдя на шоссе, Ева прошла не больше километра. Идти дальше было опасно: казалось, все немцы, проезжающие на автомашинах, смотрели на нее с подозрением. "Дождусь какой-нибудь гражданской машины и попрошу подвезти. "Может, согласятся за небольшую плату", - решила она.
Спрятавшись в придорожных кустах, она пропустила несколько грузовиков с солдатами. На некоторое время Дорога опустела. Потом появилась встречная колонна тяжелых грузовиков, груженных скотом. Были тут свиньи, телята и коровы. Должно быть, немцы вывозили в Германию скот, отобранный у польских крестьян. Машины шли медленно, обдавая Еву тяжелым запахом навоза. Наконец вдали показался попутный автобус. Скоро девушка увидела знак красного креста и обрадовалась. "Медики, кто бы они ни были, народ гуманный, не откажутся помочь одинокому путнику", - подумала она и, выйдя на дорогу, подняла руку. Автобус завизжал, тормозя, и остановился. Ева оторопела: в кабине рядом с шофером сидел немецкий майор. Но делать было нечего: бежать поздно и опасно. Пришлось обратиться к нему.
- Простите, пожалуйста! Не захватите ли меня с собой? - попросила она по-немецки.
- По глазам вижу - ты полька. Зачем же говоришь на этом собачьем языке? - не то с укором, не то с угрозой спросил майор по-польски на чистейшем краковском наречии.
Ева растерялась. Она не понимала, с кем имеет дело - с переодетым поляком или же с немецким провокатором, знающим польский язык.
- Извините, я думала, что вы немцы, - потупилась она.
- Садитесь, - разрешил майор. Шофер, не вылезая из кабины, открыл дверцу автобуса. Ева поспешно поднялась и увидела, что на том месте, где обычно в санитарных автобусах подвешивают носилки с больным или раненым, стоит гроб, обитый золотистым плюшем с траурной каемкой по краям крышки. Пока она размышляла, что бы это могло значить, машина тронулась.
- Надеюсь, документы у вас в порядке? - спросил Офицер, обернувшись.
- Я так спешила, что, кажется, позабыла их дома, - сказала девушка, роясь для виду в сумочке. - Да, забыла.
- Небось деньги тоже "забыли"? - с явной издевкой процедил сквозь зубы странный майор.
- Нет, не забыла. Деньги при мне. Сколько мне платить?
- Сто марок или триста злотых. Только настоящих, а не оккупационных.
- У меня только оккупационные.
- Тогда плати в два раза больше.
Ева отсчитала деньги и протянула офицеру. Тот передал их шоферу.
- А теперь залезайте в гроб и устраивайтесь там поудобнее. Смотрите только, не подавайте никаких признаков жизни, если кому-нибудь из контрольно-пропускного пункта вздумается открыть крышку гроба. Где вас высадить?
- У деревни Камень-гура.
- Знаю. Это далеко. Успеете выспаться, - сказал шафер по-немецки.
Девушке очень не хотелось ложиться в гроб, но, поразмыслив, она поняла, что иного выхода нет. Ее отказ мог рассердить хозяев автобуса, а главное это единственный способ благополучно миновать проверочные посты. Поэтому пришлось покориться. Она подняла крышку гроба, залезла осторожно, положила сумку под голову и улеглась, а затем осторожно опустила тяжелую крышку. Лежать было жестко и неудобно. От недостатка кислорода и запаха карболки стало трудно дышать. Пришлось чуть приподнять крышку. Это заметили.
- Эй, ты! - крикнул майор. - Не вздумай вылезать! Особенно когда автобус остановится.
- Тут нечем дышать. Я задыхаюсь, - пожаловалась Ева.
- Привыкла у красных в лесу к свежему воздуху! Ничего, скоро над вами окончательно захлопнется гробовая крышка. Тогда не придется жаловаться, - со злобой проговорил офицер. Ева не ответила. Она не знала, что это за люди и как с ними вести себя. Между собой они говорили только по-немецки, и она догадалась, что шофер не знает польского языка. "Значит, он - немец, подумала она. - А майор, очевидно, переодетый поляк, но из правых. Это все равно - черт коричневый или черный. Не надо с ним спорить, не надо раздражать, тогда, может, довезут".
- Опатув, - послышался голос шофера. - Здесь всегда проверяют документы.
- Ничего страшного. Мы им заткнем глотку. Останови! - приказал майор.
Автобус остановился. Послышались голоса, площадная брань, плач и причитание. Кого-то высаживали из машины, тот ругался по-немецки.
- Документы? - потребовал строгий голос.
- Пожалуйста! - ответил майор. Некоторое время было тихо. Потом щелкнула зажигалка. Должно быть, закурили - Ева отчетливо почувствовала запах табачного дыма.
- А это что? - спросил прежний голос.
- Разве не видишь - гроб!
- В гробу кто?
- Наша медсестра. Работала в инфекционном отделении, заразилась тифом и скончалась вчера. Везем в Люблин к матери. Она из фольксдойче. Хотите проверить?
- Нет, не надо, - ответил проверяющий. - Проезжайте скорее!
Дверь захлопнулась, и автобус покатил дальше. - Видал, как перепугался! - сказал майор. - Пожалуй, в следующий раз придется запастись настоящим трупом.
Что на это ответил шофер, Ева не слышала. Дорога была разбита тяжелым транспортом, гроб все время подскакивал. Девушка держалась изо всех сил, чтобы не вывалиться. Казалось, ее немилосердно колотили каким-то тупым предметом. Она закусила губы: было так больно, что хотелось кричать. В конце концов она все же не выдержала и открыла крышку. В это время шофер остановил автобус.
- Приехали, - сказал он громко. - Вот Камень-гура.
- Вылезай! - крикнул майор. - Тут недалеко, пройдешь пешком.
- Спасибо! Я очень вам обязана... Даже не знаю, как отблагодарить...
- Ее не дослушали - Дверца захлопнулась, и автобус покатил в сторону Завихоста. Ева осмотрелась. Солнце только что закатилось за дальние горы, и дневной свет еще не померк. Деревня действительно была рядом. К ней вела тропинка, проложенная через пшеничное поле. Ева стряхнула с себя опилки и мелкие стружки, прилипшие к одежде, когда она лежала в гробу, поправила прическу и медленно пошла к деревне. Слабый ветерок дул в лицо, приносил сладкий запах свежеиспеченного хлеба. Девушка вспомнила, что со вчерашнего дня во рту у нее не было ни крошки, и от голода сразу закружилась голова. "Деньги еще есть, зайду в крайний дом и попрошу продать мне что-нибудь", подумала она и быстро зашагала по тропинке. Крайний дом оказался большим, каменным. Он прятался в глубине фруктового сада. Ева направилась к калитке, но невесть откуда выскочила здоровенная собака и с диким лаем набросилась на нее.