- До скорого свидания, товарищ полковник! - сказал он на прощанье. Счастливого пути!
Услышав это, все три иностранца разом обернулись к Турханову, а старший из них, немолодой офицер, даже представился.
- Поручик Дубовский, - сказал он, отдав честь. - Командир десанта.
- Рад познакомиться. Турханов, - сухо представился полковник.
- Значит, вместе будем бить фашиста?
Владимир Александрович не верил в судьбу, в приметы и прочие знамения, зато твердо верил в свою способность правильно оценить человека по первому впечатлению. В этом отношении чутье никогда его не обманывало. Дубовский сразу не понравился ему. "От такого субъекта добра не жди", - подумал он. Поэтому на замечание поручика ответил только неопределенным жестом.
Между тем загудели моторы, и самолет, слегка покачиваясь и подпрыгивая на неровностях взлетной дорожки, побежал вперед, а потом плавно оторвался от земли. Набирая высоту, сделал круг над городком, а когда стрелка альтиметра дошла до отметки "3000", лег на заданный курс. Турханов посмотрел вниз. Вся видимая поверхность земли была покрыта геометрическими фигурами различного цвета, размера и формы. Невооруженным глазом трудно было определить, что это за фигуры, но полковник знал, что там были поля, леса, луга и водоемы. Казалось, что самолет висит в воздухе совсем неподвижно. Но это была иллюзия: на самом деле он летел со скоростью триста километров в час.
Погода с самого утра ничего хорошего не обещала. Дул довольно сильный ветер, в сводках синоптиков обычно называемый умеренным. Облачность хотя и не была сплошной, но солнце показывалось редко. С наступлением вечера видимость резко ухудшилась. Впрочем, экипаж самолета продолжал выполнять свою работу. Это успокоило полковника. Он посмотрел в сторону поляков. Поручик сидел прямой как палка. Серые глаза его ничего не выражали. Казалось, он был озабочен лишь одним - продемонстрировать свое превосходство над окружающими. Рядом с ним сидел подофицер в звании плютунового. Это был молодой человек с одутловатым лицом. Приближение момента, когда он ступит на родную землю, очевидно, не вызывало в нем никаких эмоций: он был поглощен едой. Ломтики хлеба, намазанные сливочным маслом, исчезали у него во рту один за другим, словно проваливались в бездонную яму. Третий поляк сидел отдельно. Это был совсем молодой солдат. Сначала Турханов даже принял его за подростка, а потом, приглядевшись повнимательнее, понял, что это девушка в военной форме. Ее красивые глаза были устремлены куда-то вдаль; тонкие пальцы нервно перебирали ремни.
Мерное покачивание на воздушных волнах и монотонный гул моторов располагали либо ко сну, либо к воспоминаниям. Турханов погрузился в прошлое. Услужливая память воскрешала один образ за другим, припомнились события давних дней. Мысленно он встретился с родными, со знакомыми: многие из них пали смертью храбрых на поле битвы...
Незаметно прошел час. На небе зажглись звезды.
- Пане поручик! Пане поручик! - неожиданно закричал плютуновый. Посмотрите, что наделала наша Ева со своей прической!
Полковник обернулся к полякам. Девушка сняла конфедератку и вертела ее в руке.
- Ба-а! - удивился поручик. - Где же твои знаменитые золотые косы, которыми так восхищалась вся дивизия?
- Отрезала, - ответила девушка. - Говорят, швабы вешают пленных партизанок за косы.
- Дура ты, Ева, ей-богу, дура! - громко засмеялся плютуновый. - Женщин они вешают и за другое место.
- За какое? - спросила девушка, не поняв издевки.
- За шею, например, - ответил подофицер.
- Или за ноги, - добавил поручик. - Помню, в тридцать девятом году у нас в Люблине одна патриотка пырнула ножом немца-насильника, когда тот попытался ее раздеть. Эсэсовца отправили в госпиталь, а девушку все ж таки раздели и повесили на площади вверх ногами.
- Швабы, они - большие шутники. Была в нашей деревне учительница. Считалась красной. Пришли фашисты и вот что сделали с ней...
И плютуновый нарисовал омерзительную картину со всеми натуралистическими подробностями.
"Зачем они так? - возмутился полковник. - Вместо того чтобы как-то подбодрить человека, нарочно пугают".
Девушка пересела к Турханову.
- Пане полковник, скажите, пожалуйста, швабы действительно способны на подобные подлости? - тихо спросила она.
- Не все, но фашисты способны. Они творят зверства и похлеще.
- Тогда я ни за что не сдамся живой. А вы?
- А зачем нам сдаваться? Не лучше ли их самих забрать в плен? улыбнулся полковник.
- Ах, действительно, как я глупа! - схватилась за голову Ева. - В самом деле, зачем нам думать о смерти? Пусть лучше умирают враги. Простите, можно с вами познакомиться?
- Конечно!
- Меня зовут Евой Болеславской. Я радистка. Скажи те, вы прыгаете с нами?
- Нет. У меня другие намерения.
- Жаль! - вздохнула девушка. - Как хорошо было бы воевать вместе...
Полковник не ответил. Между тем ночь вступила в свои права. В самолете стало темно.
- Вы не знаете, почему не зажигают света? - спросила Ева.
- Приближаемся к фронту. Свет может привлечь внимание противника.
- А я об этом и не подумала. Смотрите, смотрите! Что это такое?
Турханов посмотрел вниз. Там сверкали тысячи огней. Одни вспыхивали и тут же гасли, другие разгорались все сильнее.
- Вот она, линия фронта. Видите, как рвутся снаряды, полыхают пожары?
- Вижу. А это что?
- Снизу поднимались светящиеся точки и, не достигая самолета, гасли в темноте.
- Стреляют зенитные пулеметы. Трассирующие пули кажутся нам искорками, - объяснил Турханов.
- Нас они не убьют?
- Нет. Видите, искорки гаснут, не долетая до нас. Да и огни остались позади. Линию фронта мы перелетели благополучно.
- Ура! Опасность миновала! - обрадовалась Ева. - Пане Глоба, вы заметили линию фронта?
- Еще бы! Хороший фейерверк устроили швабы в честь нашего появления. Не дай бог... - перекрестился плютуновый.
- Пане поручик, вы тоже испугались?
- Замолчите, ради бога! - рявкнул тот. - Поймите на конец: вы на военной службе! Спрашивать можно только с разрешения старших...
- Прошу извинения, пане поручик.
Вдруг самолет начал разворачиваться. Тут же стрелка высотомера побежала вниз. Турханов прижался лицом к холодному стеклу. Где-то далеко горели костры. Из служебной кабины вышли летчики. Они открыли люк и начали выбрасывать тюки с обмундированием, ящики с оружием и боеприпасами. Самолет продолжал кружить...
- Хватит, - сказал командир экипажа. - Остальной груз предназначен другому отряду.
Бортмеханик и бортрадист, закрыв люк, ушли в служебную кабину, командир подошел к полякам.
- Прошу приготовиться, - сказал он. - Скоро будем над Сольской пущей. Постарайтесь приземлиться поближе к огням.
Все засуетились. Мужчины повесили автоматы на шею, поправили парашюты, вещевые мешки, девушка проверила, пистолет, привычным движением закинула за плечо рацию, похожую на полевой телефонный аппарат, затем все трое подошли к открытому люку.
- Пан Глоба прыгает первым, вторая - Ева, послед ним я. Сбор у костра. Пароль-Варшава, отзыв-пулемет. Ясно? - спросил поручик.
- Ясно, пане поручик! - ответил плютуновый. Ева молчала. Она неотрывно смотрела на Турханова.
- Счастливо оставаться, товарищ полковник! - проговорила она.
- Прощайте, товарищ Болеславская! - сказал Тур ханов.
В это время к командиру подошел штурман.
- Сигнальных огней не видно. Что будем делать? - спросил он.
- Придется еще покружить. Должно быть, не успели разжечь костры, ответил командир.
Штурман скрылся за дверью служебной кабины. Турханов посмотрел вниз. Кругом была кромешная тьма.
"Удивительно! - подумал он. - По каким же ориентирам узнали они Сольскую пущу?"
Неожиданно вспыхнул один прожектор, потом другой. Два пучка голубоватых лучей, как длинные руки сказочного великана, начали обшаривать все уголки неба. Скоро один из них выхватил из темноты самолет. Тут же к нему присоединился второй. Засверкали разрывы зенитных снарядов. Один из них разорвался рядом. В следующее мгновение загорелся правый мотор. Пилот, бросая самолет то вверх, то вниз, пытался сбить пламя. Не удалось... Страшные огненные языки лизали уже правое крыло.