- Какая мерзость! - задыхаясь от гнева, воскликнула девушка. - Боже мой, какая подлость! Вы приехали, что бы помочь нам, а они хотели вас продать за деньги. Мне стыдно перед вами за своих земляков...
- Ничего, Ева, в жизни всякое бывает. Но придет время, и вся эта нечисть окажется в мусорной яме - там ее место... А пока нам придется самим позаботиться о себе... Скажите, как вы себя чувствуете сегодня?
- Очень плохо, - заморгала она. - Боюсь, у меня начинается сепсис.
Турханов коснулся ее лба и быстро отдернул руку.
- Ну и ну! - покачал он головой. - Да у вас температура не ниже тридцати девяти.
- Я знаю... Простите, пожалуйста!
- Разве вы виноваты?
- У вас особое задание, а приходится возиться со мной...
- Что же делать!
- Не повезло мне... Видать, такая судьба... Оставьте меня, идите.
Девушка закрыла лицо руками и горько заплакала. Турханов присел к ней, положил руки на спину, ласково погладил.
- Мы сделаем иначе. Только, чур, не возражать! - с нарочитой строгостью предупредил он.
- Не буду, не буду...
- Должно быть, ночью вы плохо перевязали рану. Да и трудно было самой... Надо при свете осмотреть ее, промыть, продезинфицировать, сменить бинты. Разденьтесь, Ева.
Девушка густо покраснела.
- Мне стыдно, - прошептала она. - Вы же не врач...
- Да, не врач, но оказывать первую помощь умею. Придется вам согласиться. Ну, не упрямьтесь же!
Ева согласилась.
Как и предполагал Турханов, рана была в ужасном состоянии. Пришлось удалить из нее множество острых, как иглы, заноз. Девушка морщилась, иногда громко стонала. Турханов тщательно промыл рану раствором марганцовки, посыпал ее белым стрептоцидом, перевязал новым бинтом.
- Вот и все! - вздохнул он с облегчением. - Теперь выпей аспирину и спокойно полежи, пока я приготовлю завтрак, - сказал он, переходя на "ты", словно вся эта процедура еще больше сблизила их.
Странное чувство испытывала Ева. Когда Турханов чистил рану, было нестерпимо больно - хотелось кричать, бить его по рукам. Было стыдно, но в то же время и приятно! "Как же так получается? - недоумевала она. - Своим , землякам я не разрешила, а ему, чужому человеку, позволила... Хорошо это или плохо? Но ведь иначе нельзя было..."
Дымок, вьющийся над блиндажом, мог бы привлечь внимание, и Турханов решил не топить печку. Пришлось довольствоваться вчерашним чаем. Ева наотрез отказалась от бутербродов, а шоколад пососала лишь потому, что не хотела обидеть Турханова.
- Теперь внимательно выслушай меня, - предложил Турханов после завтрака. - Скрывать не стану: положение у нас очень серьезное. Думаю, без помощи добрых людей не обойтись.
- Но где же их найти?
- Надо искать. Ты оставайся здесь, а я пойду похожу по лесу. Может, встречу кого. Главное - найти человека, который согласился бы тебя приютить и вызвать врача.
- А может, останемся здесь еще на некоторое время? Мне, кажется, уже легче. Уверена, что через пару дней поднимусь...
- Хорошо, подумаем об этом. Но сидеть сложа руки тоже нельзя. Надо что-то предпринять. Иначе и сами пропадем, и сорвем дело, ради которого прибыли сюда.
Ева поняла, что возражать бесполезно. Конечно, Турханов прав.
- Когда вернешься? - тихо спросила она.
- Если ничего не случится, к вечеру приду обязательно, - пообещал он. А если не вернусь к завтрашнему утру, то не жди. Тогда уж полагайся только на себя.
Страх охватил Еву. "Неужели он хочет бросить меня? Нет, быть этого не может! Он не такой... И все-таки..." - мучительно подумала она, пристально глядя на полковника.
Турханов заметил ее волнение и догадался, что ее беспокоит
- Ты что, не веришь мне? - покачал он головой. - Думаешь, что я оставлю тебя? Как тебе не стыдно! Посмотри мне в глаза: разве я способен на такую подлость?
Девушка зарделась. Схватила его руку, прижала к груди, потом поднесла к губам и, несмотря на сопротивление Турханова, поцеловала.
- Прости меня, глупую! - прошептала она. - Я действительно нехорошо подумала о тебе. Теперь я верю. Иди!..
Глава восьмая
Турханов пошел по следу экипажа, запряженного парой вороных, - в ту сторону, откуда экипаж приехал. Следы привели его к одинокой лесной сторожке, обнесенной со всех сторон высоким забором. Должно быть, тут жили хозяйственные люди: со двора доносилось мычание коров, блеяние овец, хрюканье свиней, кудахтанье кур. Скрипнула дверь, и тут же заржала лошадь. Из трубы приветливо вился дымок. Пахло жареным мясом. Мирная жизнь... Казалось, можно смело подойти к домику и постучать в окно. Но, разумеется, делать этого Турханов не стал. Он решил взглянуть на сторожку с противоположной стороны и под прикрытием леса обошел ее кругом. И тут остановился как вкопанный: в ста шагах от него стоял забрызганный весенней грязью вездеход, на ветровом стекле которого красовалась подкова - эмблема немецкой полевой жандармерии. Правда, самих жандармов возле машины не видно было, но следы сапог тянулись к калитке.
"Вот тебе и мирная жизнь! - подумал полковник, хватаясь за автомат. Интересно, что привело их сюда?"
Турханов выбрал удобное для наблюдения место в противопожарной канаве, заросшей густым кустарником, тщательно замаскировался и стал ждать. Предчувствие, что здесь происходит что-то значительное, не обмануло его. Не прошло и получаса, как Турханов услышал:
- Будь ты проклят, предатель! - выругался кто-то по-русски.
- Пся крев! - ответил ему бабий голос.
Тут же раздался глухой удар, и что-то тяжелое плюхнулось в грязь. Видимо, началась потасовка. Вскоре пятеро жандармов, вооруженных винтовками, вывели из калитки четырех советских летчиков. Руки их были связаны сзади. Турханов сразу узнал их. Коренастый подполковник - командир экипажа самолета, на котором он, Турханов, прилетел сюда. Остальные - члены экипажа. Вероятно, их немилосердно били - лица у них были в кровоподтеках и ссадинах. Жандармы бросили летчиков в кузов вездехода и приказали лежать неподвижно.
Конечно, одному напасть на пятерых - рискованно, но если есть шанс спасти своих товарищей... Турханов поднял автомат. Как раз в это время из калитки выбежал лысый человек в форменной одежде лесника. Это был тот, кто утром промчался на экипаже.
- Панове! Панове! - звал он жандармов, протягивая им планшет. - Здесь карты русских. Вы забыли на столе...
"Он выдал жандармам наших летчиков, - догадался полковник. - Ну, мерзавец, пусть первая пуля будет твоей".
Жандармы окружили лесника. Офицер взял планшет, остальные начали прощаться, дружески пожимая руку предателю. Турханов выпустил длинную очередь из автомата. Все повалились на землю. Только жандармский офицер успел залечь за большой камень и начал отстреливаться.
- Нет, собака! Все равно захлебнешься своей черной кровью! - крикнул Турханов и снова выстрелил.
Одна из пуль пригвоздила немца к земле.
Победа окрыляет бойца: уничтожены предатель и пять фашистов! "Теперь я не один! Товарищ Бурлак вооружит свой экипаж. Начнем громить фашистов!"
Летчики тоже не зевали. Развязав друг другу руки, они спрыгнули на землю и побежали к жандармам - видимо, чтобы подобрать оружие, но в это время с противоположной стороны поляны прогремел выстрел. Подполковник Бурлак упал как подкошенный, остальные укрылись за вездеходом. Стоило кому-нибудь из них высунуть голову, выстрел раздавался снова.
"Откуда же это? - удивился Турханов. - Может, где-то здесь рядом еще немцы? Пока не поздно, надо спасать летчиков".
Он выскочил было из укрытия, но тут же грянул выстрел, пуля просвистела над головой. Пришлось спрятаться.
Завязалась длительная перестрелка. Хотя, по всей вероятности, враг был один, преимущество оказалось на его стороне: он видел Турханова, а себя не обнаруживал.
- Эй, обезьяна! - вдруг крикнул кто-то по-немецки рядом. - Бросай оружие, руки вверх!
Вместо ответа последовал оглушительный взрыв гранаты.
- Бежит! Бежит! - закричал другой по-русски. - Догнать его, сукиного сына!
Затрещали выстрелы, взрывались гранаты. Шум боя постепенно удалялся, потом совсем затих.
"Кто же это помог нам? - недоумевал полковник. - Уж не партизаны ли?"