- Из-за отсутствия тока вентиляция не работает, поэтому прошу больных долго не держать в душном бомбоубежище, - попросил он.
- С удовольствием исполняю вашу просьбу, - осклабился унтерштурмфюрер. - Генрих, возьми с собой трех эсэсманов, идите в бомбоубежище и швырните туда десяток гранат! - добавил он, обращаясь к молодому шарфюреру.
Тот поманил трех товарищей и хотел выйти, но старик в пенсне загородил им дорогу.
- Что вы делаете! - в ужасе закричал он. - Разве можно швырять гранаты в помещение, где находятся люди?
- Не только можно, но и нужно, - ответил ему шарфюрер. - Возиться с каждым по отдельности у нас нет времени, а гранаты сделают это быстро. Посторонись!
- Вы с ума сошли! - опешил старик. - Там есть люди, которых мы спасли от верной смерти, применив новейшие методы лечения, представляющие большой интерес для науки. Неужели наши труды пропадут даром?
- Убирайся с дороги! - толкнул старика эсэсовец.
- Нет, не пущу я вас к ним! - заслоняя дверь своим телом, закричал врач.
Шарфюрер вопросительно посмотрел на своего начальника. В ответ тот мигнул, и тут же прогремел выстрел. В следующую минуту четверо эсэсовцев, перешагнув через мертвое тело, вышли в соседнюю комнату. Скоро совсем близко начали рваться гранаты, а в промежутках между взрывами послышались крики людей, стон и плач, но человеческие голоса быстро умолкли, и наступила мертвая тишина. Кальтенберг посмотрел на людей в белых халатах. Все стояли, опустив головы. В их позах были отчаяние и обреченность. Многих трясло как в лихорадке. По щекам женщин катились слезы, а у пожилых мужчин беззвучно шевелились губы: то ли они проклинали, то ли шептали молитвы. Стоять перед этой толпой обреченных было невыносимо, и Конрад напомнил земляку о своей просьбе.
- Медсестра Марианна Бохеньская, подойдите ко мне! - крикнул тот.
Никто не вышел, и никто не откликнулся. Правда, Конрад заметил, как одна молодая женщина быстро спряталась за спины подружек. Унтерштурмфюрер повторил приказание.
- Марианны Бохеньской нет здесь! В нашей больнице такая не работает! отозвалась пожилая женщина.
Унтерштурмфюрер обернулся к Конраду:
- Может, ты попал не по адресу? А жаль, черт возьми, так хотелось помочь тебе! Ты ее в лицо не знаешь?
- Никогда не видел. Но мой приятель знает.
С этими словами Конрад вышел в коридор и скоро вернулся оттуда с Соколовым.
Марианна была здесь, но она боялась, что немцы будут издеваться над ней, поэтому и поспешила спрятаться. Теперь, увидев Соколова, она поняла, что здесь происходит. Глаза их встретились, и всякое сомнение исчезло...
- Марианна Бохеньская - это я! - смело подошла она к немцам.
- Вот и прекрасно! Чего же вы боялись, не откликнулись сразу? Если бы я знал, что вы родственница фон дем Баха, сам бы отвез вас к нему в Ожарув. Теперь это сделает мой друг Конрад. Но когда будете рассказывать ему, не забудьте упомянуть и мое имя.
Марианна хотя и не понимала, о чем идет речь, но, подбадриваемая взглядом Соколова, в знак согласия кивнула головой. Партизаны поспешили увести ее. Когда они проходили по пустынному переулку, Соколов посвятил девушку в свои планы. Узнав, что ее уведут в ту часть Варшавы, где нет немцев, Марианна попросила захватить и свою мать, которая осталась на улице Плоцкой, 29, в доме графа Бернацкого. Партизаны согласились, но пройти туда оказалось делом нелегким. Фашисты повсюду проводили массовые расстрелы, подрывали дома, поэтому приходилось то сворачивать на соседние улицы, то возвращаться назад. К намеченной цели они добрались только во второй половине дня. К этому времени дом Бернацких уже догорал, поблизости никого не было видно. Соколов хотел уже увести своих друзей, как вдруг из соседнего двора показались два власовца - старший лейтенант и рядовой. Они несли вдвоем свернутый в трубку огромный ковер. Партизаны старались пройти мимо, но старший лейтенант остановился и внимательно посмотрел на Соколова.
- Никак, капитан Астахов! - удивленно воскликнул, он. - Какой черт занес тебя в этот ад?
- Тот самый, который занес и тебя, - не вынимая руку из кармана, где у него лежал пистолет, ответил Соколов.
- Но ты же был в штабе армии, а не в бригаде Каминского?
- Мало ли где я был... Начальство послало меня сюда, посмотреть, чем вы занимаетесь. Вот и хожу с этим гаупштурмфюрером и любуюсь вашей работой, сказал Соколов, взглянув на дымящиеся развалины дворца Бернацкого.
- Дело рук моих ребят, - показал власовец на развалины. - Правда, ведь неплохо потрудились, канальи?
- А не знаешь, куда делись жильцы этого дома? - поинтересовался Соколов.
- Мы их расстреляли в саду. Вон лежат! - махнул тот в сторону чугунной ограды.
- Вот оно что! А мы ищем одну графиню. Пойдем посмотрим!
- Зачем?
- Говорят, при ней были драгоценности.
- Были, да сплыли. Мои ребята обшарили все карманы, поснимали кольца и сережки, выдернули золотые зубы. Так что ничего не найдете.
- Найдем. Графиня свои бриллианты носила не в карманах и не на шее. Она прятала их в более надежное место. Бросай этот ковер и пойдем искать!
- Но ковер-то не простой, а настоящий, персидский. Любой торгаш заплатит за него тысячу марок, - возразил власовец.
- Плюнь ты на него! За бриллианты графини мы выручим больше ста тысяч. Получишь свою долю, если покажешь, где лежит эта женщина, - предложил Соколов.
У власовца загорелись глаза. Он бросил ковер и повел партизан в сад. В центре сада была огромная клумба. Когда-то здесь росли цветы, а сейчас она была завалена трупами. Тела лежали и на газонах, и за зеленой оградой из аккуратно подстриженных кустов боярышника, посаженных вдоль аллеи. На полу беседки, густо обвитой плющом, лежал труп девочки лет шестнадцати, видимо, изнасилованной перед смертью. В груди ее торчал нож с красивой наборной ручкой. Соколов подозвал власовца.
- Ах, вот, оказывается, где я забыл его! - воскликнул тот, увидев нож. - Думал, потерял. Весь день ищу. Жалко ведь: в Минске по заказу сделал один знакомый слесарь за пятьдесят рублей. Слава богу, нашелся! Очень хороший нож!
- А девочку не жалко? - еле сдерживая себя, спросил Соколов.
- Признаться, и ее жаль. Совсем маленькая, а какая прелесть! Годика через два-три могла бы обслужить целый взвод солдат, а тут одного не выдержала: вскрикнула и лишилась чувств. Пришлось прикончить.
С этими словами садист нагнулся, чтобы извлечь из груди мертвой девочки нож. Соколов ударил его по затылку прикладом автомата. Тот даже не пикнул, сразу упал и застыл.
- Подыхай, мерзавец! - процедил сквозь зубы Соколов и на всякий случай всадил ему в горло его же нож, а затем вынес девочку из беседки и осторожно уложил на зеленую траву.
Пока Соколов расправлялся с власовцем, Марианна нашла свою мать. Пани Матильда была убита выстрелом в затылок. Марианна обнимала мать и плакала навзрыд. Партизаны где-то раздобыли лопату, вырыли могилу, положили туда графиню и засыпали землей.
Уже вечерело, когда разведчики дворами выбрались на соседнюю улицу. Повсюду полыхали пожары. Взрывы сотрясали воздух, дома раскалывались пополам. Подобно раскаленной лаве, вырывающейся из кратера вулкана, в небо взлетали брызги пламени, клубы дыма и пыли, а на том месте, где стояли здания, оставались кучи щебня, искореженного железа и битого стекла. В нос бил отвратительный, едкий запах. Оказалось, это рабочие команды возле костела святого Войцека, под бдительным надзором эсэсовцев, складывали трупы расстрелянных в огромные штабеля, обливали керосином и поджигали. На площади перед костелом уже горели шесть таких штабелей, распространяя тяжелый смрад, а люди с белыми повязками на рукавах со всех сторон подносили все новые и новые трупы.
- О боже! Как ты терпишь это? - прошептала Марианна, воздевая руки к небу.
- Мне стыдно, что я немец, - тихо проговорил Кальтенберг, потрясенный увиденным.
- Успокойся, друг! - положил ему на плечо руку Соколов. - Не все же немцы такие... А этим скоро наступит конец. Тогда они ответят за все свои злодеяния...