Для девушки, которая работает машинисткой в военно-морском министерстве, не так-то просто встретить в наши дни подходящего молодого человека, и единственное, что ей остается, - это мечтать. И вот я создала прекрасную романтическую мечту, основанную на многих прочитанных мною статьях о летающих тарелках, это мечта о человеке из другого мира, высоком брюнете, красивом, очень умном и обаятельном: он приземляется на летающей тарелке неподалеку от моего дома.
...Утверждая, что летающие тарелки - это просто отражение, поднятые в воздух клочки бумаги, воздушные шары и т. д., а вовсе не космические корабли с разумными существами из других миров, вы разрушили мою прекрасную мечту».
Как до смешного легко узнать в этом горестном и трогательном письме молоденькой американки Ширли Увоиль души той же Эммы или Кабирии, ту же простодушную и отчаянную надежду на чудо!
Нужды нет, что там чудо представляется в виде благословляющей мадонны с улыбкой на устах, а здесь - в духе новейших достижений науки и техники - в виде межпланетного чудовища, управляемого высоким брюнетом. И то и другое сверхъестественное вмешательство нужно для исполнения мечты - самой простой, житейской, обыкновенной для естественнейшей из человеческих надежд...
Увы, вера в чудеса науки и техники зиждется подчас на той же элементарной человеческой надобности, что и просто вера. Парадоксально, но факт: она сама подчас превращается в свою противоположность - в подобие наукообразной религии.
«...Легенда о летающих тарелках держится не только на желании людей увидеть, как научная фантастика становится былью, - пишет Мензел. - К своему удивлению, я обнаружил, что существует своего рода «культ летающих тарелок». Нам неизвестны имена верховных жрецов этой организации и как возникли догматы этой веры. Но тысячи людей, несколько ревностных теоретиков и множество истинно верующих, считают летающие тарелки настоящими космическими кораблями, которыми управляют их экипажи. И десятки весьма солидных журналов приобщили немало заблудших душ к новой пере.
Легенда о «маленьких человечках» (жителях Венеры. - М. Т.) таинственно оживает вновь и вновь. Пусть это неправда, но это должно быть правдой!»
Итак, летающие тарелки стали своего рода культом. Для многих нерелигиозных или не слишком религиозных людей гипотетические пришельцы из космоса фактически заменили собой мадонну и ангелов. Они стали мифом современного человека. Именно мифом, если даже принять увлекательные теории ученых Агреста и Сагана о том, что космические корабли действительно появлялись на Земле (Агрест рассматривает в свете этого предположения библейские, Саган - шумерийские легенды) .
Но тут речь идет о наших днях, о легенде, создавшейся буквально на наших глазах, и, если бы даже космическая станция «Марс-1» обнаружила на соседней планете очевидные следы разумной жизни (что, кажется, пока противоречит предположениям ученых), это ничего не изменило бы в мифологическом характере проблемы.
«Мы, живущие в век науки, знаем, что на мир нужно смотреть рационально и научно... Чем больше мы верим в науку, тем меньше придаем значения суевериям», - пишет Мензел, предлагая читателю свое - рациональное и научное - объяснение тайны летающих тарелок. По множество неопровержимых фактов, приведенных нм же самим, заставляет профессора тут же сделать неутешительную оговорку: «Хотя люди и претендуют на научность мышления, лишь немногие отдают себе отчет, в какой мере предрассудки все еще отравляют, наше сознание». «Все еще», пишет Мензел, сам невольно отдавая дань распространенному предрассудку, что противоречия сегодняшнего дня есть не более как пережитки дня вчерашнего. Между тем размышления самого Мензела о социально-психологических причинах, ежедневно порождающих мифы, приходят в противоречие с этой довольно наивной версией.
Увы, современный парадокс (возникающий, впрочем, не впервые в истории) в том и состоит, что люди, живущие в век науки, не умеют или не хотят - что вернее - смотреть на мир «рационально и научно». И чем больше они верят в науку, тем больше в то же время склонны к суевериям. В известном смысле можно сказать, что само развитие науки питает эти суеверия.
«Развитие науки многократно приводило к разрушению привычных для человека иллюзий, начиная с утешительной веры в личное бессмертие, - замечает по этому поводу академик А. Н. Колмогоров. - На стадии полузнания и полупонимания эти разрушительные выводы науки становятся аргументами против самой науки, в пользу иррационализма и идеализма».
Впрочем, иррационализм мышления и склонность к суевериям людей, живущих в век науки, имеют в основе не только затянувшийся гносеологический кризис (берущий исток в начале века), о котором говорит Колмогоров, но и мотивы отчетливо социальные. Надо отдать справедливость Мензелу - эту социальную сторону дела он исследует и объясняет проницательно.
Мензел называет три, по его мнению основные, причины, породившие тарелочную мифологию в умах современных американцев (европейцев, впрочем, тоже):
«Во-первых, летающие тарелки - нечто необычное. Мы привыкли к повседневности. И, естественно, все необычное кажется нам таинственным.
Во-вторых, мы все стали слишком нервными. Мы живем в мире, который вдруг стал небезопасным. Мы высвободили разрушительные силы, которые не можем контролировать; многие боятся, что мы идем к войне, которая уничтожит нас.
В-третьих, людей в какой-то степени забавляет этот страх. Им кажется, будто они играют в захватывающей пьесе из области научной фантастики».
Все это разные черты духовного кризиса, который носит, однако ж, более широкий и всеобщий характер. Как ни странно может показаться - в нем сливаются воедино радения сектантов в оборудованной но последнему слову техники молельне и культ летающих тарелок, - сходство здесь не только внешнее; откровенный религиозный экстаз и скептический интерес к таинственному - различие здесь лишь между двумя сторонами одного и того же явления.
Конечно, Марчелло из фильма Феллини раздражает и смешит энтузиазм некстати богомольной Эммы - он уже не верит в евангелические чудеса; ему кажутся дурацкими и старомодными ее притязания на его духовную свободу.
Но что прикажете делать ему самому с этой свободой?
Куда ему податься, не удовлетворенному идеалом личного благополучия, разочарованному в идеале жизни общественной и - увы! - уже не способному верить в мадонну в бумажных розах? На что ему надеяться в мире технических чудес, означающих возможность материальных благ, но и угрозу атомной войны? Так ли уж сладка эта «сладкая жизнь» в современном Вавилоне накануне атомного «страшного суда»?
И не являются ли страх и неуверенность, о которых говорит Мензел, страхом не только перед возможностью атомной войны и тотального уничтожения, но и перед благополучной повседневностью с ее, однако ж, донельзя обострившимися противоречиями - социальными, моральными, экономическими, национальными, - превращающими будущее в сплошную неизвестность?..
4. Бог с летающей тарелки
И увидел я новую землю и новое небо, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет... и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.
Апокалипсис, 21
Несколько лет назад в одном из отелей в Лос-Анджелесе состоялось одно из самых странных свиданий, которое могло бы иметь неисчислимые последствия для всего человечества, если бы...
Некий Джордж Адамский, побуждаемый внутренним зовом или каким-то смутным предчувствием, какое знакомо, впрочем, большинству людей, приехал в Лос-Анджелес, в отель, где не нашел, однако ж, ничего достойного внимания. Но вечером предчувствие оправдалось: к нему подошли два незнакомых человека, которые отрекомендовались как житель Венеры Фиркон и обитатель Сатурна Раму. Они ничем почти не отличались от остальных обитателей отеля, владели английским языком (хотя половина беседы протекала телепатическим путем) и служили в каких-то офисах, проходя нечто вроде стажировки на Земле. Впрочем, на каникулы они имели возможность ездить на свои планеты на «летающих блюдцах» и любезно пригласили Адамского посетить одно из таких блюдец неподалеку в горах...