В тюрьме, однако же, Чарльз Мэнсон обучился играть на гитаре, стал даже сочинять песенки и внимательно прочел Библию. Это определило ему иной путь, к убийству не вполне обыкновенному и даже необыкновенному.
В 1967 году, когда его выпустили из тюрьмы, он отправился в Сан-Франциско, отрастил бороду, на свой лад имитируя хиппи, и собрал, подобно хиппи, свою «семью», состоящую из шести-семи молодых людей и двадцати пяти - тридцати девочек, которые «бежали из циничного общества, мечтая о свободе». Мэнсон принял позу странствующего певца и пророка, который явился воплотить их мечты и вести их в землю обетованную.
Если Роман Полянский имитировал быт хиппи, так сказать, на высшем уровне материального статуса, заглядывая в сатанинские бездны и наркотические миражи из какого-то извращенного, быть может, не вполне здорового любопытства или жадности к ощущениям, то Чарльз Мэнсон имитировал хиппи на самом низком жизненном уровне, превратив бездны, с одной стороны, в источник существования, с другой - в источник власти над душами.
Так создалось это странное двойничество, которое завершилось столь трагическим столкновением, воплотив в себе один из самых ужасных вариантов современного мифа.
Для членов «семьи» путь в землю обетованную лежал через постель Мэнсона, а затем через общие, свальные оргии. Это был ритуал освобождения от внутренних запретов в сфере сексуальной, и здесь Мэнсон не был оригинален.
Путь к свободе лежал через рабское подчинение ему, провозгласившему себя одновременно Христом и Сатаной, Мессией грядущего Апокалипсиса. Охотничий нож был символом неограниченной власти, ибо «каждый боится быть зарезанным».
Пока суд да дело, Мэнсон был бизнесменом: он посылал своих девочек попрошайничать или же «сдавал» их мужчинам «из общества». Но он же надеялся осуществить пророчество Иоанна и начать тотальное разрушение и конец света, для чего готовился сам и готовил своих адептов и практически и морально.
Вот отдельные выдержки из показании Сьюзен Дениз Аткинс, записанных на магнитофонную ленту.
«Я родилась 7 мая 1948 года в Сан-Хозе в Калифорнии и не имею постоянного места жительства. Мать моя пила, отец тоже. На ее похоронах я не плакала. Из колледжа я ушла, потому что не хотела быть, как другие, пошла с подругой в центр хиппи, в Сан-Франциско, и мы стали жить там».
Я опускаю подробности того, как Сьюзен Аткинс имитировала самоубийство, увидев это по телевидению (о, гипноз mass media!), как под действием ЛСД вылезла однажды на крышу и сказала: «Бог мой, я прощаюсь с этим миром, возьми меня отсюда», но ничего не случилось, и в конце концов она поселилась среди торговцев наркотиками на Лайм-стрит.
«Однажды, когда мы сидели на полу, пришел маленький человек с гитарой и стал петь «Тень твоей улыбки». Я была буквально загипнотизирована его голосом, манерами, в одну минуту я уже принадлежала ему, хотя и ревновала, что он отнял у меня внимание окружающих. Ничего подобного прежде со мной не случалось».
Дальше следует очень длинный и подробный рассказ о том, как Сьюзен Аткинс впервые отдалась Мэнсону и как этот маленький флейтист из Гаммельна увел за собой в свою «семью» сначала ее подруг, а потом прихватил и ее, и все они вместе полгода колесили, жили и любили в бывшем школьном автобусе, купленном Мэйсоном по дешевке и выкрашенном в черный цвет, а потом на ранчо у слепого старика актера.
Весь этот странный быт - то ли «коммуны» хиппи, каких насчитывалось более двухсот в окрестностях Сан-Франциско, то ли религиозной секты, то ли бандитской шайки, то ли делового предприятия в духе дома Телье - заслуживал бы более подробного пересказа, но дело описано уже не раз. «Чарльз сделал из меня нового человека, дал мне новое имя Седи Мей Глюгц. Он хотел этим уничтожить мое прежнее «я». Он говорил, что мы должны принадлежать не ему, а себе и в любую секунду делать то, что хочется. С другой стороны, он требовал, чтобы мы его боялись. Мне он сказал однажды: «Ты недостаточно меня боишься», потом пригрозил: «Если ты вздумаешь уйти, я повешу тебя вниз головой и перережу глотку на страх другим». Но Чарльз знал, что я сделаю для него все».
Мэнсоиу нужны были такие послушные орудия для его апокалипсических замыслов. В чаянии будущего «семья» угнала автобус и стала переделывать его в броневик с пулеметами. В пустыне они копили бензин и боеприпасы, так как Сатана обещал, что в один прекрасный день они пойдут на Лос-Анджелес, подожгут его со всех концов и там начнут конец света, предсказанный в девятой главе пророчества Иоанна.
А пока что «однажды иочью Чарльз приказал нам - Тексу Уотсону, Линде Касабнаи, Патриции Кернвинкель и мне - отправиться в один дом и там никого не оставить в живых.
Он достал нам машину и заставил надеть черные развевающиеся одеяния. В этих одеяниях мы проникали в дома, как призраки или огромные насекомые, и ползли по полу или проходили через комнаты. Если нас замечали, мы удирали. Это нужно было, чтобы победить страх».
До этого Чарльз Дентон Уотсон по прозвищу Текс окончил три курса в университете, играл в футбол и исправно посещал методистскую церковь. Линда Касабиан росла без отца, побывала замужем, имела дочь и была на пятом месяце беременности. А Патриция Кернвинкель, дочь маклера из Лос-Анджелеса, была застенчивой девочкой, собирала марки и прилежно училась в колледже, пока в один день не бросила все и не ушла в мэнсоновскую «коммуну».
Так, в одну прекрасную ночь эти девочки и юноша со столь разной биографией оказались возле какого-то дома на холме, имея длинные ножи, а Текс еще и пистолет.
Фильм Романа Полянского «Ребенок Розмари», снятый незадолго перед тем и имевший во всем мире огромный кассовый успех, заключает в себе столько точек пересечения с его собственной семейной историей, что это кажется неправдоподобным и надуманным. И, однако, именно это стечение всяческих неправдоподобий - и экранных и жизненных - до ужаса типично, это и есть один из существеннейших архетипов времени, современный миф.
Фильм называется «экранизацией по мотивам» и на первый взгляд являет историю не менее фантастическую, нежели «Бал вампиров», правда, без того оттенка стилизации и иронии, которым был отмечен этот чисто художественный экранный гиньоль. Здесь, напротив, реализм обстановки современного города со всеми обертонами натурализма, тошнотворной вещественности, которыми так владеет Полянский, скорее напоминает психологическую штудию «Отвращение». Дело идет о вещах старых как мир, о продаже дьяволу не души, правда, а нерожденного дитяти и о вещах сравнительно новых или вновь возродившихся - о своеобразной секте Сатаны, ждущей рождения своего Мессии (русскому читателю сюжет напомнит «Серебряного голубя» Андрея Белого). Как и его русский предшественник, Полянский предоставляет зрителю самому решить, идет ли речь о социальном явлении сектантства или же о мистическом явлении Сатаны.
Так или иначе, но «Ребенок Розмари» скорее принадлежит той же общественной мифологии, нежели собственно фантастике, и если это самый нереальный, то одновременно и самый реальный из фильмов этого талантливого создателя экранных ужасов.
Изобразительные мотивы Романа Полянского обладают тем же постоянством, как сюжеты его - причудливостью. Очаровательная Розмари (Миа Фэрроу) со своим мужем снимают квартиру в старом доме, полном преданий о сестрах-ведьмах и о знаменитом колдуне, линчеванном толпой, и превращают логово умершей старухи в светлое и гигиеничное современное жилище. Волею ловко подстроенного случая эксцентричная пара стариков - состоятельных и бездетных - 'принимает участие в судьбе молодых.
Честолюбивый муж желает получить роль в пьесе и - о счастье, о чужое горе! - его соперник слепнет. Милая молодая жена мечтает о ребеночке, и - о радость! - назначен торжественный день, вернее ночь, для зачатия. Жеманная старуха соседка приносит по этому поводу какое-то особенное лакомство, от которого мутит не только бедняжку Розмари, но и многих кинозрителей.
Полянский удивительно умеет делать вид всякой пищи и пищеупотребления тошнотворным. Так тошнотворна была ободранная тушка кролика в «Отвращении». Так тошнотворны все куски жаркого, кремового торта, жирные кремы и сбитые с травами густые коктейли, которыми будут пичкать старухи Розмари в этом фильме. Тошнотворен, хоть не лишен иронии, мир стариков и старух, сгрудившихся вокруг юной Розмари, - их дряблая кожа, морщины, складки жира, неопрятные бороды и опрятные жидкие пряди волос - все это омерзительно вещественно.