Поистине, ее книга стала красной тряпкой для рассвирепевших расистов. «Одна лишь вспышка сердца и ума Бичер-Стоу, — писал Ф. Дуглас, — зажгла миллионы огней перед воинством поборников рабства, построенным в боевой готовности, и эти огни не смогли потушить смешанные с кровью воды Миссисипи». И вот уже со всех сторон раздаются голоса: все в ее книге ложь, выдумка, преувеличение, игра авторского воображения. Это «клевета, карикатура на положение дел на юге, оскорбительный шарж». Голоса эти становятся все громче, их подхватывает пресса рабовладельческих штатов.
Наконец, появляются книги — более дюжины, — авторы которых стремятся изобразить картину жизни на юге идиллическими красками. Товар этот размножается все больше и получает особое название «антитомизма». Среди этих созданных на «подлинном» материале книжонок: «Хижина дяди Тома, как она есть, или случаи из действительной жизни среди бедных»; «Жизнь на юге, добавление к „Хижине дяди Тома“»; наконец, объявилась еще одна хижина — «Хижина тетушки Филлис, или подлинная жизнь южан».
Факты обличают
Что должна была в этой обстановке предпринять Гарриет, чтобы отстоять от клеветы свою книгу, а значит, защитить и себя — автора. Ей оставалось одно: доказать, что все, о чем она рассказала в своем романе — правда. Но каким образом это сделать? Написать еще одну книгу? Едва ли новый роман из жизни негров сможет опровергнуть клевету. Нет, — надо создать совсем иное. Не художественное произведение, а книгу-отчет, книгу-факт. Эта книга как бы введет читателя в писательскую лабораторию, покажет, какой документальный материал послужил основой для романа. Подлинные факты, собранные ею в этой книге, — только факты! — достоверные происшествия, газетная хроника, описание личных впечатлений, свидетельства негров — только этим можно заставить замолчать своих врагов. Эта книга, состоящая из двух томов, вышла под названием «Ключ к хижине дяди Тома».
Ее спрашивают, где она видела такое чудовище, как плантатор Легри?
Раскройте свод законов хотя бы штата Луизианы, отвечает писательница. И вы прочтете в нем следующие слова: «Раб — тот, кто находится во власти хозяина, принадлежит ему. Хозяин может продать раба, распоряжаться им по своему усмотрению, а также продуктами его труда и его трудом. Раб не имеет права передвижения, не имеет права приобретать знания, он должен лишь принадлежать хозяину». Немногим отличается и закон штата Южная Каролина: «Раб принадлежит хозяину со всеми своими мыслями, намерениями и целями». То же записано и в законах Джорджии, Северной Каролины: «Раб обречен и его потомство также обречено жить без знаний».
Вот что такое рабство, вот что значит быть рабом! Вот откуда берутся Саймоны Легри — закон дает им силу, которой не может быть у человека, рожденного женщиной.
Об одном из таких плантаторов ей рассказал как-то брат Эдгар. Рабовладелец, с которым он встретился в Нью-Орлеане, заставил его пощупать огромный, как кузнечный молот, кулак. «А почему у меня такой кулак?» — И сам же ответил: «- Потому, что я бью им негров. С одного удара замертво валятся все как один». Теперь она просит брата в письме вновь сообщить ей все, что говорил ему этот торговец неграми: «Пусть публика сравнит его слова с тем, что у меня будет напечатано».
Кто теперь станет утверждать, что смерть старого Тома, забитого насмерть Саймоном Легри, — выдумка, небылица, ложь.
Многие, очень многие сообщают ей о том, что знают точно такого же дядюшку Тома. «Читая „Хижину дяди Тома“, — пишет один из ее корреспондентов, — я подумал, что автор, работая над романом, имел перед своими глазами раба, которого я знал несколько лет назад в штате Миссисипи, звали его дядя Джекоб. Это был очень уважаемый негр, мастер на все руки, прекрасный работник». О другом, похожем на ее Тома честном и правдивом невольнике Даниеле, проданном без жены и детей на юг, ей писали из городка Мейн.
Список возможных прототипов дяди Тома можно было бы продолжить. Однако главным прототипом своего героя писательница считала вполне определенного человека.
Страницы его автобиографии
Однажды ей в руки попала автобиография негра по имени Джошуа Хенсон. Это произошло тогда, когда она уже работала над «Хижиной дяди Тома». Позже Гарриет встретилась с этим человеком и они стали большими друзьями. Подолгу рассказывал он ей о нелегкой жизни, дополняя живым рассказом то, о чем написал в автобиографии.
Первые воспоминания Джошуа связаны были с тем, как его отца жестоко избили за то, что он осмелился защищать свою жену от посягательств белого надсмотрщика. На всю жизнь запомнил мальчик эту сцену и изуродованного (ему отрезали правое ухо), избитого в кровь отца, которого скоро продали без семьи «вниз по реке». Потом пришла очередь матери. Она умоляла, чтобы ее купили вместе с сыном, последним ее сыном. Удар тростью был ответом на ее мольбу.
Сын раба, Джошуа был рабом. Служил хозяину, был честен и предан. Доверяли ему настолько, что не задумываясь поручали поездки в другие штаты, в том числе в Огайо. Были уверены — он не сбежит. Хотя достаточно было негру очутиться на земле этого штата, как он автоматически становился свободным. Не раз, говорил Джошуа, во время посещения Огайо у него возникала мысль остаться здесь или бежать дальше на север. Но честность и исполнительность, присущие ему, удерживали его от этого шага. Пораженный такой преданностью, хозяин однажды пообещал отпустить раба на свободу. Впрочем, очень скоро он раздумал — жаль было даром терять образцового слугу. Мало того, отказав в вольной, он решил продать Джошуа.
Вместе с сыном хозяина его отправили на лодке в Нью-Орлеан на рынок сбыть скот и продукты. А заодно хозяйский сынок должен был продать и лучшего невольника. В душе Джошуа все перевернулось от негодования и возмущения. Но воле господина по привычке перечить не стал.
Рынок в Нью-Орлеане славился на весь юг. Здесь торговля живым товаром была поставлена широко. Негров продавали, что называется, оптом и в розницу, партиями и в одиночку. Казалось, работорговцы сожалеют лишь о том, что не могут разделить человека надвое и продать одну часть туловища одному покупателю, а другую — другому. Шум, плач детей, которых отрывали от матерей, вопли женщин, звон цепей, крики торговцев, свист бича, хохот — наполняли рыночную площадь. Джошуа вглядывался в лица невольников. По их виду можно было догадаться о тяжелой доле, о непосильной работе на плантациях. Такая же участь ожидает и его. До сих пор худо-бедно он жил и трудился в поместье. Теперь его продадут на плантацию, а какова там жизнь — он знает. Тогда-то впервые по-настоящему и подумал Джошуа о побеге.
Как на грех в этот момент сына хозяина свалила лихорадка. Он умолял Джошуа не оставлять его и отвезти обратно к отцу. Негр стал перед выбором: остаться верным, несмотря на подлость хозяина, или осуществить свой план. И снова привычка к покорности взяла верх. Негр не бросил больного и исполнил просьбу. Всего лишь простой похвалы был удостоен невольник за то, что спас жизнь хозяйскому сыну.
Джошуа снова оказался в поместье. Но доверять хозяину уже не мог, а главное не хотел больше терпеть несправедливость. Во что бы то ни стало он решил совершить задуманное. Ночью вместе с женой и двумя детьми он убежал.
О том, с какими трудностями ему удалось добраться до города Сандаски, он рассказывал неохотно. Видно, столько пережил за это время — не хотелось вспоминать. Отсюда через озеро рукой подать до противоположного берега — берега свободы. И он обрел ее, когда ступил на землю маленького канадского городка Амхерстберг. Опустившись на колени, Джошуа целовал эту землю, хватал ее пригоршнями и прижимал к губам. Вскакивал, плясал, плакал, смеялся. Люди думали, что негр лишился рассудка. «Нет, нет, — кричал он им, — я не сумасшедший, просто перед вами свободный человек».
Путь борьбы
Чем больше фактов набиралось у писательницы, тем яснее Гарриет сознавала себя общественной обвинительницей рабства на всемирном суде.
Бичер-Стоу надеялась, что со временем в Америке не останется и следа бесчеловечного отношения белых к племенам другого цвета. Но сегодняшние расисты не намерены отказываться от своих вековых «привилегий». Они хотят и сегодня видеть в негре раба или по крайней мере покорного слугу. Такому негру — идеалу современных рабовладельцев — они воздвигли даже памятник. Он установлен в городе Нечиточесе штата Луизиана. Статуя негру! За что же удостоен этой чести потомок невольников? За безропотность и смирение, за то, что, склонившись в подобострастном поклоне, почтительно сняв шляпу, он приветствует своих хозяев. За это они соорудили памятник «Хорошему негру» (в городе его называют «Дядя Джек»). Такими расисты хотят видеть всех негров — рабами, услужливо склонившимися перед белыми господами.