Пора!
В своей командирской рубке Калиновский пригнулся к переговорному устройству, подал команду машинисту: «Вперед!», а через несколько минут услыхали и артиллеристы знакомый твердый голос: «Огонь!»
Бронепоезд вышел из-под прикрытия станции и на ходу дал несколько залпов по батареям противника. Этим он должен привлечь огонь на себя. Еще несколько сот метров по открытому месту, еще несколько залпов. Ага, отвечают! Снаряды начинают рваться по обеим сторонам пути все ближе. Хорошо! Еще стреляйте, еще!
Новая команда — и завизжали тормоза, машинист дал контрпар. «Раскольников» рванулся назад, прочь от места, где взвился целый лес разрывов. Потом снова помчался вперед, к разрушенному мосту, гремя орудиями. Теперь по нему била почти вся артиллерия участка. Бронепоезд огрызался огнем и все маневрировал, ни секунды не стоя на месте. Попаданий не было, хотя все полотно от станции до моста покрылось сплошной сыпью воронок.
Но Калиновский смотрел не на них, а туда, где сейчас должна решиться судьба наступления. По пехоте и танкам не стреляют — он принял весь огонь на себя. Вот танки гуськом, один за другим резво покатили к передовой. Сейчас они развернутся, переползут наши окопы и рванутся в атаку. Бронепоезд — вперед, залп, залп, залп! Что там? Ага, пошли, пошли! Огонь! Огонь!
Поднялась и пошла наша пехота. Не резво, не так чтоб уж очень прытко, но сердито, уверенно, не ложась. А впереди нее — Калиновский весь превратился в зрение — поползли серые неуклюжие танки, такие грозные и такие беспомощные… Как их мало! Их взяли у Деникина. Теперь они честно служат революции — в них сидят эти славные мужественные ребята с закопченными дымом и порохом лицами, замаранными маслом руками. Как показал опыт мировой войны, сила танков в массовости, в мощности удара, в четкости взаимодействия с пехотой, артиллерией, конницей, авиацией. Эти несколько машин могут стать легкой добычей даже не очень метких наводчиков… И потому — вперед, бронепоезд, и огонь, огонь из обоих бортов, из всего оружия! Ослепить врага, не давать прицелиться, весь, весь огонь принять на себя!
Теперь, в решающую минуту боя, бронепоезд неподвижно стоит у самого моста, весь на виду, и грозно ревут его орудия, и безостановочно строчат пулеметы. А вокруг — сплошная стена черно-красных смерчей разрывов.
Вот танки ударили из пушек и пулеметов. Вокруг них тоже стали рваться снаряды. Но танки не поворачивают — это хорошо. И не ложится пехота — это тоже хорошо. Тогда должен бежать враг. Вот сейчас, сейчас!..
Нет, не бегут! Смелый народ, эти поляки! Только во имя чего их смелость?
«Ура-а-а!» — донесся слитный, протяжный, могучий крик.
Нет, не остановились танки не легла под огнем краснозвездная пехота — побежали, побежали те, кто противостоял им.
Вперед рвался теперь только один танк, расстреливая бегущих. Красноармейская цепь пробежала покинутую врагом первую линию окопов, вторую, третью. Темп ее порыва был стремительный, таранный. Заурчали моторы бронеавтомобилей — они выносились один за другим на дорогу и устремлялись за отступающими. В неярких лучах восходящего солнца блеснули клинки — это в прорыв ринулась конница.
Бронепоезд потоком огня расчищал путь наступающим.
Части группы генерала Енджеевского, на которые был нацелен совместный удар артиллерии, танков, пехоты, броневиков, кавалерии, ливень огня бронепоезда, были смяты, деморализованы и откатились так стремительно, что уже через час с небольшим оказались в местечке Плисса, отстоявшем в 15 верстах от линии фронта…
Словно мстя за свое поражение, враг снова сосредоточил огонь на «Раскольникове». Била уже теперь и тяжелая артиллерия из глубины расположения белополяков. Тогда только бронепоезд, не прекращая стрельбы, отошел за станцию. Калиновский и с ним несколько связистов спрыгнули на полотно, пригибаясь под разрывами, перебегая, направились к водокачке. За ними змеилась, разматываясь, тонкая нитка провода. Задыхаясь, падая, вновь поднимаясь, добежали, перевели дух и полезли на самый верх. Осмотрелись, проверили слышимость. Командир бронепоезда подал команду: «Прицел… Трубка… Огонь!»
Здание водокачки сотрясалось от близких разрывов. Рвалась связь. Но снова и снова на артиллерийских площадках «Раскольникова» отдавался в мембранах телефонных трубок уверенный, твердый голос:
— Огонь! Огонь!
Этот бой многому научил коллектив бронепоезда и его командира. Разбирая по обыкновению прошедшую операцию, Калиновский благодарил своих броневиков за мужество и выдержку, отмечал четкость и слаженность боевого взаимодействия всей команды бепо-восемь. Все заметили, что нынче их командир в особенно приподнятом настроении. Он с жаром и увлечением принялся рассказывать о боевом применении танков во время мировой войны, о героическом, почти легендарном подвиге команд группы бронепоездов при освобождении Баку весной нынешнего года, потом опять заговорил о танках. За этими машинами большое будущее. У нас на Западном фронте они применяются впервые. Одно внезапное появление трех машин привело врага в замешательство. Очень интересно, что поляки тоже имели танки. 8 машин. Их прислали империалисты Антанты. Танки предполагалось использовать на том же участке, где наступали наши броневые силы. Но враг опоздал на несколько дней. Враг боится применять танки — они часто попадают в руки отважных красноармейцев. Ведь очень важно, кто сидит в танке и кто атакует его.
В бою у станции Зябки команды танков вели себя мужественно, хотя и небезошибочно. Командир группы был ранен, но не покинул свою машину. Но танки почему-то мало стреляли — или боеприпасов у них было мало? Во время атаки одна машина застряла в болоте, а другая принялась ее вытаскивать. Имел ли право командир танка выходить из боя даже ради помощи товарищу? А лучшая поддержка соседа в бою — скорейшее подавление противника.
Так учит своих подчиненных красном коммунист Калиновский.
Товарищи улыбаются: командир так расписывает танки не потому ли, что собирается изменить родным бронепоездам? Он немного смущен. Нет, не собирается… пока есть враги у республики. А там покажет будущее…
Наступление войск Западного фронта развивалось стремительно, безостановочно. Во второй половине июля Красная Армия, освободив Белоруссию и Украину, перенесла боевые действия на территорию интервентов. И всегда в первых колоннах наступающих войск был бронепоезд № 8. Его бросали на самые ответственные участки, в ту армию, которая особенно нуждалась в мощном огневом сопровождении при захвате важных железнодорожных узлов и станций, подавлении сопротивляющегося противника и преследовании его. 15-я армия, 16-я, 4-я… Наступление, наступление… Даешь Варшаву! Даешь Вислу! Как черный метеор, выносился на врага грозный бронепоезд. Огневым вихрем расчищал дороги стремительно наступающим красным полкам. Весь фронт знал теперь славную «восьмерку», бепо-восемь, «Раскольникова» или просто — бронепоезд Калиновского. Он наводил на врага ужас уже одним своим появлением. Польское командование сулило награды своим частям, если они захватят командира этого неистового бронепоезда живым или мертвым. Но три тысячи злотых — так была оценена голова Калиновского — не удалось получить никому — грозный, непобедимый бронепоезд заставлял врагов позабывать не только меркантильные расчеты…
А Калиновский, прославленный теперь броневик, оставался скромным и не кичливым, уверенно-спокойным в бою и внимательно-чутким к своим товарищам командиром. Возмужал, стал более зрелым в боевых решениях, по крупицам собирал, взвешивал свой собственный и чужой боевой опыт.
Нет, не суждено было тогда, в памятном двадцатом году, стать Польше страной трудящихся. От стен Варшавы и Львова протянулся обратный путь измотанных в непрерывных боях, обескровленных, но не сломленных морально частей Красной Армии. Четвертый год воевала с врагами республика, на пределе были моральные и физические силы людей, не хватало продовольствия и боеприпасов, оружия и снаряжения. В Крыму окреп и повел наступление на Донбасс генерал Врангель. Утратившая былую воинственность, но не потерявшая надежду на гибель республики Антанта продолжала слать полякам и Врангелю оружие — от винтовок и пушек до танков и самолетов.
…Отходила на восток 4-я армия, и в ее арьергарде дорогой непрерывных боев шел бронепоезд Калиновского.