Основной ударный кулак — Симбирская дивизия Гая (8 тысяч штыков) была Тухачевским сосредоточена на линии Поповка — Прислониха. Концентрическим движением на Симбирск силы 1-й армии, растянутые по фронту на 100 верст, должны были к исходу первого дня боев уплотниться, фронт — сжаться до 60 верст. Уплотнялись ряды, росла сила удара, и продолжалась «карусель» непрерывного окружения Симбирска. Это был великолепно задуманный маневр.
Тухачевский двигался вместе с Симбирской дивизией.
Симбирск где-то рядом, но его еще не видно. Подступы к городу запорошило кустарником, мелколесьем. Этот город легче оборонять, наступать же на него трудно. Михаил Николаевич внимательно изучает полосу наступления. В машине он объехал всю линию фронта. Потом на коне обследовал его отдельные участки, и, наконец, пешком прошел их вместе с командирами полков и батальонов, и разметил разграничительные линии для частей.
Незаметно окончился день. Ночью костров не жгли. Армия собралась в кулак. Командарм и ночью не знает покоя. Его войскам придется форсировать реку Свиягу. И это нужно проделать быстро, без задержек. Значит, у мест переправы артиллерия должна создать мощный огневой заслон, с первых же залпов подавить огневые точки противника.
И командарм намечает артиллерийские позиции.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что Тухачевский хочет сделать все сам. Должен ли командующий армией выбирать артиллерийские позиции и чуть ли не по-пластунски ползать впереди линии своих войск?
В тех условиях, в ту сентябрьскую ночь, он должен был это сделать. И не потому, что не доверял подчиненным, а потому, что 1-я армия держала первый экзамен. И Тухачевский не столько подсказывал экзаменующимся, сколько хотел уберечь их от серьезных ошибок.
Впоследствии Михаил Николаевич вспоминал: «На линии расположения противника наши части уже достигали полного взаимодействия, широко обходили расположение противника и тем предрешали быстрое его поражение…
К вечеру первого же дня белогвардейские войска охватила паника. В центре они оказывали ожесточенное сопротивление, но бесконечный обход их флангов совершенно расстроил последние, и отступление приняло беспорядочный характер. На подступах к Симбирску они попробовали устроиться и оказать последнее сопротивление, но дружным натиском наших воодушевленных войск они были быстро сбиты и опрокинуты за Свиягу, а далее — за Волгу».
Валериан Владимирович Куйбышев весь день среди бойцов Симбирской дивизии. И даже не прочь сам, с винтовкой, под крики «ура» идти в атаку. Но вот начался штурм города, и Куйбышев поспешил в штаб армии, уселся у аппарата Морзе, соединяющего части со штабом, и уже больше не отходит от него. В 12 часов 30 минут 12 сентября аппарат отстучал: «Симбирск взят!»
Работники оперативного отдела штаба, привыкшие к тому, что комиссар всегда спокоен, всегда выдержан, удивились, — Валериан Владимирович, как буря, ворвался к ним с криками: «Ура!»
«…Он высоко подбрасывал свою кепку, всех обнимал, пожимал… руки».
— Давайте, давайте скорее Москву!..
Телеграф отстучал: «У аппарата Оперот».
— Передайте Ленину:
«Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города — это ответ на Вашу одну рану, а за вторую — будет Самара».
В городе неспокойно. Обыватели отгородились от улиц ставнями. Не успевшие удрать за Волгу белогвардейцы постреливают с чердаков, в темных и глухих проулках. По городу ползут самые нелепые, но устрашающие слухи. Их распускает местная буржуазия.
Уже к вечеру 12 сентября белые немного опомнились и потеснили с левого берега Волги утомленные красноармейские части.
Успех нужно во что бы то ни стало закрепить, и для этого требовалось разгромить белых на левом берегу.
А с левого берега великой реки по Симбирску стреляют пушки. Их огонь не прицельный, так, больше для паники. Но мост через реку белые успели хорошо пристрелять. Волга здесь широкая, быстрая — мост протянулся на целый километр.
Тухачевский должен был принять решение — рискованное, но совершенно необходимое: форсировать Волгу. Легко сказать! Волга не Свияга. Михаил Николаевич лучше других знает, что в его распоряжении нет никаких вспомогательных средств переправы.
Знали об этом и бойцы. И тогда родился дерзкий план: пробиться на левый берег по мосту. Кто это, предложил — неизвестно. Но командарм поддержал. И это очень характерно для Тухачевского. Он никогда не стеснял инициативу своих’ подчиненных, всегда готов был помочь, если эта инициатива ценная. Для большей эффективности атаки и для того, чтобы части не несли лишних потерь от прицельного и пулеметного огня, решили форсирование Волги произвести ночью.
Час ночи. Темной, прохладной, сентябрьской. Симбирск утонул во тьме. Поэтому буро-красный отсвет горящих нефтеналивных барж, подожженных белыми, слепит глаза.
Зарево горбится на ряби быстрого течения. Кажется, что огромный костер зацепился за быки моста и горящие сучья потрескивают ружейными выстрелами. Белые неутомимо поливают пустынный мост свинцовым ливнем.
Часы показывают начало второго. Стрельба на левом берегу внезапно прекращается.
По мосту со свистом, воем, грохотом несется полыхающее чудовище, как будто кто-то из озорства пустил огромный фейерверк. Левый берег замигал тысячами лихорадочных вспышек. Но огнедышащий паровоз уже ворвался в стан белых. Его отправили без машиниста, чтобы проверить путь, и если он занят бронепоездом, то столкновение с этим «взбесившимся» паровозом не сулит бронепоезду ничего хорошего.
С правого берега начинает бить артиллерия. Стреляет она и с моста. Вслед за паровозом по мосту движется бронепоезд красных. Мост закрывают высокие фонтаны воды, артиллерия белых шлет снаряд за снарядом, но они ложатся где-то за мостом, перед мостом, а по мосту уже перебегают бойцы второй бригады Симбирской дивизии. Пулеметы вгрызаются длинными очередями в эту неудержимую лавину людей. Но 2-й Симбирский полк, идущий головным, уже на левом берегу.
Стихают пулеметы. И в темноте слышно, как шум боя откатывается от Волги, к тылам белых.
Шальной снаряд попал в горящие баржи, разбросал пламя. Оно колышется в легкой струе ночного ветра, как красное знамя.
А из Симбирска бьет и бьет артиллерия.
В октябре войска 1-й армии и Восточного фронта взяли Сызрань, Самару (совместно с 4-й армией), Бугуруслан, Бузулук.
Бойцы 1-й свято исполняли свое обещание, данное Ленину в день освобождения Симбирска. Они шли в бой за Самару, напутствуемые добрыми словами вождя:
«Взятие Симбирска — моего родного города — есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы».
Тухачевский впоследствии получил много заслуженных наград за храбрость, умелое руководство войсками, но первая, самая скромная, была самой дорогой — часы, которые Советское правительство вручило «храброму и честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии».
Михаил Николаевич прошел по всем главным военным дорогам гражданской. И на востоке, и на юге, и на западе. В 1918, 1919, 1920 годах. Он командовал армиями, командовал и фронтами. Когда для многих красных командиров гражданская война стала уже воспоминанием, Тухачевский еще воевал. Воевал с кронштадтскими мятежниками в 1921 году, громил банды эсера Антонова.
Копился опыт, множились знания. Были и неудачи и промахи. Но в неудачах закалялся характер, а успехи рождали уверенность в собственных силах. Изощрялось, оттачивалось мастерство полководца.
Подобно другим советским военачальникам, Тухачевский, прежде чем учиться командовать армиями, строил со всем трудовым народом, с партией эти армии. Он не заступал на готовое, строил по кирпичику и знал в армии всех и все. Вот эта школа складывания первых регулярных соединений Красной Армии была и академией полководцев. Новых, красных, советских.