Так же цепко, но не так счастливо обороняли подступы к кадетскому корпусу молодые осетины во главе с Колкой Кесаевым, одним из организаторов революционно-демократической партии «Кермен». После гибели отряда Колки конница и пластуны мятежников овладели Тифлисским шоссе, скопились в кустарниках перед кадетским корпусом — прибежищем делегатов съезда народов Терека. В дело пошел последний резерв — станковый крупнокалиберный пулемет. Обязанности второго номера исполнял Орджоникидзе — набивал ленты, заботился о воде. И, вспомнив старую специальность фельдшера, чрезвычайный комиссар Юга ловко и быстро перевязывал раненых.
За всеми трудными хлопотами Серго не оставляла мысль: что с Левандовским? Где военный комиссар? Среди делегатов съезда его не было, никто не видал. И на квартире его не нашли. Ни первый ночной обыск, ни повторный, проведенный под личным наблюдением неистового полковника Беликова, ничего не дали. Арестовали Лидию, вывели на обрывистый берег Терека у городского парка. Объявили, что сейчас расстреляют, если она не укажет, где скрывается изменник штабс-капитан. Ничего не добившись, вдруг вроде бы помиловали. «Оставили меня как приманку, — горько шутила Лидия Еремеевна. — Днем, ночью все являлись, допытывались, не вернулся ли Миша».
А он был не так далеко, за несколько улиц. Там, где его застала первая ночь мятежа, — в купеческом особняке, недавно приспособленном под штаб Терской Красной армии. Подумал: место стратегически выгодное, получится неплохой опорный пункт. Можно прикрыть железнодорожную станцию, Курскую рабочую слободку, правобережье за Тереком. И для контрудара в общем-то подходяще, собрать бы силы. Пока сил катастрофически мало — две неполные роты красноармейцев, грузинский отряд Саши Гегечкори, горсть рабочих-добровольцев.
Седьмое, восьмое, девятое августа. Серго уже переправил делегатов съезда за неукротимо бешеный, вспененный Терек, для первого знакомства обдававший смельчака с головы до ног водяной пылью. К тому же переправлялись в самый непроницаемый предрассветный час в месте, где повсюду громоздятся гранитные обломки и насквозь позеленевшие валуны. Опустевшие кадетские корпуса сразу потеряли ценность в глазах белоказаков. Все сотни и офицерские роты стянулись к позициям Левандовского.
К вечеру огонь обычно стихал. Михаил отвел в сторонку Сашу Гегечкори. Положил руку на плечо, негромко сказал:
— Вернулся человек из Грозного. На промыслах плохо. Беляки нахально из гаубиц бьют по вышкам. Не сегодня-завтра война! Все же нам отряд выделили.
Какой я просил. Через четыре часа встречу в леске на Беслановском шоссе… Ты прислушивайся внимательно: как только в тылу у казаков застрекотят пулеметы, понимай — мы подошли. Ударяйте и вы!
— А ты помнишь, сколько нас?
— Оба мы с тобой в ответе, от этого не уйдешь. Каждый убитый перед глазами. В первую перекличку отозвались триста шестьдесят человек, сегодня — шестьдесят три… Я знаю, раны лечат не сладкой фруктовой водой, а крепким йодом, но посыпать их солью, Саша, не надо… Вот еще что… Если живым не вернусь, скажешь чрезвычайному комиссару: Левандовский из партии социал-революционеров вышел. Какой я к черту эсер-максималист!
Той же короткой августовской ночью, только по другому шоссе, к Владикавказу наметом скакали джигиты в черных бурках, башлыках. Ингуши — кунаки Серго.
«Мы были уже не одни, — сообщал позднее Совету Народных Комиссаров России Орджоникидзе. — Выступили ингуши, этот авангард горских народов, за которыми потянулись если не активно, то, во всяком случае, своей симпатией все остальные горцы.
На пятый день к нам подошло маленькое подкрепление человек в 300 грозненских красноармейцев, и под руководством тов. Левандовского они ударили на казаков».
С тринадцатого числа — Серго всегда уверял: нет числа более счастливого, чем тринадцать! — военные действия уже почти полностью велись по плану Левандовского. Одиннадцатидневная оборона завершилась сокрушительным ударом. Мятежные казаки бросали позиции. Поспешил убраться назад в Моздок и Бичерахов со своим «казачье-крестьянским правительством».
— На Владикавказе пока поставьте крест, — обнадежила «косоротая лисица» своих полковников. — Попробуем взять реванш в Грозном. Кстати, господин Пайк уверяет, что нефть неизмеримо важнее престижа. Англичане всегда ставят на нефть.
Беликов побагровел. Последние фразы он воспринял как неприличный намек на то, что его, потомственного дворянина, полковника генерального штаба, побил этот большевиствующий штабс-капитан, выскочка, разносчик газет. Погоди, встретимся еще…
Обязательно встретитесь, полковник! Вы еще не раз будете жестоко биты и посрамлены, хотя и в довольно сиятельной генеральской компании. Познав всю силу военного таланта Левандовского, подымете руки, попросите пощады.
Бои в Грозном известны под именем стодневных. Они со многими подробностями описаны в воспоминаниях участников и в исследованиях военных историков[5]. И есть строки, обращенные к Ленину «и всем… всем!» Это радиограмма Орджоникидзе:
«После трехмесячной упорной борьбы Грозненская Красная Армия под руководством товарищей Левандовского и Гикало сегодня нанесла контрреволюционным бичераховским офицерским бандам смертельный удар… Миллионы пудов бензина и керосина спасены. Размеры захваченных трофеев выясняются».
Как это удавалось, Серго никогда не рассказывал. Но в дни самые опасные чрезвычайный комиссар обязательно оказывался в окруженном, отрезанном Грозном. На равных правах со всеми отражал атаки, тушил пожары, безнадежно пытался стереть с лица сырую нефть и едкую копоть. Имел вид совершенно грозненский. И как участник событий записал на память:
«В конце третьего месяца осады Грозного силы и терпение наших товарищей истощились… но осажденный островок держался с невероятным упорством. Пути отступления от города не было. Рабочие и крестьяне решили или умереть или победить. И вот, в конце третьего месяца осады, мы с тов. Левандовским (военком области) через горы пробрались в Грозный. Организатор Грозненской Красной Армии, любимый командир, неустрашимый тов. Левандовский, сразу вселил дух победы в товарищей и совместно с тов. Гикало, охраняющим город в течение трех месяцев, выработали план наступления…»
После Грозного выдалось несколько счастливых, сравнительно спокойных недель. Умолкли пушки в станицах Сунженской линии. Смят фронт у Прохладной. Терек и Кубань соединили свои силы. У обгорелого железнодорожного моста кавалеристы молодого кубанского казака Григория Мироненко встретились с бронепоездом, направленным Орджоникидзе из Владикавказа.
— Объединились! Наконец-то вместе! — кричали казаки, горцы, иногородние.
Во Владикавказе торжественный смотр войскам. Пехотный рабочий полк. Казаки. Ингушские, кабардинские и осетинские всадники. Китайские и грузинские добровольцы. Конная артиллерия. Броневики. Настоящая боевая армия. Только еще очень пестро одетая. Командует Левандовский. Принимает парад Орджоникидзе.
Смотр торжественный и в какой-то мере прощальный. Оба уже знали о новом назначении Михаила начальником оперативно-разведывательного отдела штаба 11-й армии (так с недавнего времени стали называться Северокавказские войска).
«XI армии в России не знают, — с обычной прямотой пишет Серго в докладе Совету Народных Комиссаров— «Год гражданской войны на Северном Кавказе» (июль 1919 г.). — Не знают ее наши партийные товарищи, и, что печальнее всего, не знают даже руководители военного ведомства нашей XI армии. Принято вообще ругать XI армию как сброд всевозможных партизан и бандитов. Лично я никогда не был поклонником ее, я видел[6] все ее недостатки и недостаточную организованность. Но Советская Россия должна знать, что XI армия в продолжение целого года… приковывала к себе внимание Добровольческой армии и вела с ней смертельный бой. По заявлению самого Деникина на заседание Кубанской рады 1 ноября прошлого года, в борьбе с армией он потерял только убитыми 30 тысяч человек. По его же словам, офицерские полки имени Корнилова и Маркова, имевшие по 5 тысяч бойцов, вышли из боя при наличии от 200 до 500 человек. Если XI армия разложилась, если она погибла, то прежде всего виновата в том не XI армия, а те, которые имели возможность кое-чем помочь но к сожалению, этой помощи не дали.
5
Две самые интересные книги: А. Ф. Кучин, Стодневный бой. Грозный, 1932.; В. Т. Сухоруков, XI армия в боях на Северном Кавказе и Нижней Волге в 1918–1920 гг. Москва, 1961.
6
По справедливости надо добавить: не только видел, но и многое, на свой страх и риск, превышая формальные права, делал для наведения порядка. Может показаться слишком мрачным, но от правды не уйдешь: до начала декабря 1918 года 11-я армия, составлявшая, по подсчету маршала Егорова, примерно одну треть Вооруженных Сил Советской России, не имела ничего сколько-нибудь похожего на штаб. Того элементарного, с чего начинается воинское соединение! Потребовалось архиэнергичное вмешательство Серго, приезд в Пятигорск, обращение в Центральный Комитет партии через голову высшего военного командования. И назначение Левандовского начальником оперативно-разведывательного отдела — также попытка Орджоникидзе добиться порядка.