Долго гонялись за бандой червонные казаки корпуса Виталия Примакова. Что ни день — рубка, отчаянная, насмерть. Наконец схлестнулись в решающем жестоком бою под Беседовкой и Грилевкой на Полтавщине махновцы и червонные казаки из бригады Петра Григорьева. В решающий момент боя сам Махно вылетел с тачанками — разметали картечью. И снова атака. Конница сшиблась с конницей. И в строю червонных казаков — Роберт Эйдеман. Много бандитских голов посекли в тот день. Не пощадили никого. Лишь сам Махно, окруженный кучкой приближенных, вырвался из смертельного кольца, чтобы найти смерть на скамье парижского бульвара. Проломил патлатую атаманскую голову бутылкой бывший дружок…
Обозы, пулеметы, снаряжение — все досталось червонным казакам. Черное махновское знамя сам сдернул с пробитого пулей древка Роберт Петрович Эйдеман…
За Махно следом вырубили и другие банды.
И только тогда окончилась для сына народного учителя из Леясциеме гражданская война. Рожденный писать стихи, он встретил пору зрелости красным генералом.
Потому что:
Потом была работа, упорная, беззаветная, целеустремленная — по строительству Советских Вооруженных Сил. Он возвращается туда же, где начался его боевой путь красного командира, на этот раз — командующим Сибирским военным округом. Возвращается в Москву и семь лет подряд руководит кузницей кадров советских командиров — Военной академией имени М. В. Фрунзе. И пять лет руководит работой Центрального Совета Осоавиахима. Роберт Петрович Эйдеман — член ВЦИК нескольких созывов и ЦИК СССР, член Реввоенсовета СССР. Одновременно— главный редактор «Советской военной энциклопедии», редактор журнала «Война и революция», автор многих работ на военные и военно-исторические темы. По-прежнему пишет стихи, повести, рассказы, очерки Участвует в работе первого писательского съезда страны. Он член правления Союза советских писателей и председатель его Литсекции.
«…Все же — не хочу я умереть в кровати.
Я хочу еще участвовать в тех боях, которые, без сомнения, еще предстоят нам, пока красное знамя не расцветет победою над всем миром…
Замечательное наше время, мой друг!..
Как коротка, слишком коротка была до сих пор человеческая жизнь!
С криком приходил человек в этот мир, чтобы уже с молоком матери всосать болезни и смерть. Одни умирали с голоду, другие от беспутства, и в конце концов все так или иначе страдали от неорганизованной, несправедливой жизни. При социализме человек будет жить долго, счастливо, и когда, наконец, его сердце устанет от долгих, мудрых и светлых лет, он расстанется с жизнью с таким же удовлетворением, с каким мы в годы войны, поев досыта, отодвигали в сторону пустые котелки.
При мысли обо всем этом мне всегда становится тепло и хорошо…»*
9 мая 1945 года, в День Победы, Роберту Эйдеману исполнилось бы 50 лет.
Но его не стало в тридцать седьмом.
ТЕОДОР ГЛАДКОВ
ВАСИЛИЙ ЧАПАЕВ
Казарменный двор 138-го запасного пехотного полка был полон народу. Послушать видного оратора хотелось всем — не каждый же день залетает к солдатам такая важная птица.
Оратор — правый эсер — уже больше часа агитировал за войну до победного конца, за доверие Временному правительству. Говорил складно, гладко — слово к слову, как кирпичики, клал. Солдаты слушали молча: с трудом перемалывали красивую речь эсера. Наконец стало невмоготу.
— Хватит! Кончай! — понеслось над толпой.
— Ча-а-паева хо-тим!
Оратор продолжал говорить, его не слушали. Криками заставили убраться. На его место поднялся невысокий, щуплый на вид, однако стройный, подтянутый фельдфебель. Заговорил не громко, но резко, со злостью.
— Вишь ты, приехал из Самары басни нам рассказывать! — передохнул, нервно дернул темно-русый крученый ус. — Будто мы и не знаем все, как есть на самом деле. Захотел, шкура, нас обратно в окопы загнать, чтоб воевали. Это господину Керенскому нужна война, а не нам, солдатам.
Речь Чапаева, неладно скроенная, сумбурная и в то же время удивительно яркая, а главное, доходчивая, била в самую точку, хватала за живое, будоражила солдатские сердца.
…Шел июль 1917 года. В Николаевске, уездном городе Самарской губернии, куда незадолго перед тем переехал Василий Иванович (еще не вполне оправившийся от последнего ранения на фронте), сложилась немногочисленная, но крепкая большевистская организация. Одним из главных объектов ее деятельности был 138-й запасный пехотный полк, основная военная сила в городе. Не будучи членом большевистской партии, Чапаев значился среди, как тогда выражались, сочувствующих. Он часто захаживал в уком РСДРП (б), с председателем которого — Вениамином Ермощенко, солдатом того же полка, — был в дружеских отношениях.
Нередко по просьбе укома Чапаев ездил в окрестные деревни выступать перед крестьянами. В ту пору работа николаевских большевиков велась в основном в городе: до деревень, разбросанных по обширному уезду, руки не доходили. К тому же агитировать крестьян было нешуточным делом. Выслушают, бывало, мужички приезжего оратора со вниманием — вроде со всем согласны. А потом, невозмутимо почесывая поясницы, как ни в чем не бывало скажут: «Мы народ темный, где нам понять. Нам бы вот землички того… поболе получить».
Чапаев, однако, умел находить путь к крестьянским умам. Сам сын крестьянина, он хорошо понимал крестьянские нужды. К тому же это были родные ему с детства места. Многих крестьян он знал в лицо и по имени-отчеству величал. Мужики любили слушать Чапаева, наперебой звали его на свои сходки.
Так беспартийный Чапаев незаметно для себя сделался большевистским агитатором. Но шло время. После июльских событий в Петрограде контрреволюция повсюду перешла в наступление. Это ускорило размежевание классовых сил. Настала очередь и Чапаеву отчетливее определить свой путь в революции.
28 сентября 1917 года Чапаева приняли в партию и одновременно избрали членом укома.
Приход Чапаева в партию не был случаен. Он как бы был подготовлен к этому всей предшествовавшей жизнью.
Василий Иванович Чапаев родился 9 февраля 1887 года в семье многодетного русского крестьянина-бедняка в деревне Будайки (Чувашия), он смолоду узнал тяжелую нужду. С ученьем ему не повезло — не хватало средств. Двенадцати лет отдали Василия в услужение к местному купцу. Два года за кусок хлеба мальчонка делал все, что ни заставляли. Смекалист был. Но когда купец поставил его за прилавок, оконфузился: все он умел делать, кроме одного — обсчитывать да обмеривать покупателя. Купец пробовал учить его и словом и кулаком — ничего не помогло. В конце концов убежал Чапаев от купца.
Нанялся Василий половым в харчевню да и там больше года не удержался: опять не умел обсчитывать посетителей. На этом «коммерческая» карьера Василия Ивановича кончилась.
Пришлось вернуться домой. Стал помогать отцу и старшим братьям плотничать. Вместе с ними исходил пешком всю Самарскую губернию и соседний Уральский казачий округ. Впоследствии, в годы гражданской войны, эти бесконечные «походы» очень пригодились Василию Ивановичу. «Знаю эти места отлично, — говаривал он. — Прямо скажу: могу безошибочно воевать с казаками без карты».
В 1908 году, вскоре после женитьбы, Василия призвали в армию. Потянулись дни солдатской муштры: «Левой-правой! Сено-солома!» Чуть солдатик зазевался — голос унтера приводил его в чувство: «Ворон считаешь, раззява! Я т-те ухо прочищу!» И, бывало, прочищал. Из Чапаева тогда хорошего солдата не вышло: спустя два месяца после призыва он был демобилизован по болезни.
Хлебнуть службы полной чашей ему пришлось через семь лет. В январе 1915 года Василий Иванович был призван на германскую войну и вскоре принял боевое крещение на Немане.
На фронте Чапаев показал себя бесстрашным разведчиком. Не раз он, рискуя жизнью, пробирался в расположение неприятеля и приводил пленных. Трижды был ранен, много раз контужен. За военные заслуги получил полный георгиевский бант (четыре георгиевских креста — высшую по тому времени солдатскую награду и георгиевскую медаль четвертой степени).