Что принадлежит до самого Херсона, то, кроме известного великолепного Днепра, северный берег которого здесь оным населяется, представьте себе множество всякий час умножающихся каменных зданий, крепость, замыкавшую в себе цитадель и лучшие строения, адмиралтейство с строящимися и построенными уже кораблями, обширное поместье, обитаемое купечеством и мещанами разнородными, с одной стороны, казармы, около 10 000 военнослужащих в себя вмещающие, с другой. Присовокупите к сему почти перед самым предместием и видоприятный остров с карантинными строениями, с греческими купеческими кораблями и с проводимыми для выгод сих судов каналами. Все сие вообразите и тогда вы не удивитесь, когда вам скажу, что я и поныне не могу выйти из недоумения о толь скором возращении на месте, где так недавно один токмо обретался зимовник. Не говорю уже о том, что сей город, конечно, вскорости процветет богатством и коммерциею, сколь то видеть можно из завидного начала оной. Херсон для меня столь показался приятен, ч го я взял в нем и место для постройки дома, на случай, хоть быть там некогда и согражданином. Скажу вам и то, что не один сей город занимал мое удивление. Новые и весьма недавно также основанные города Никополь, Новый-Кондак, лепоустроснный Екатеринославль. К тому же присовокупить должно расчищенные и к судоходству удобными сделанные Нанасытицкие порот с проведенным и проводимым при них с невероятным успехом каналом, равно достойны всякого внимания и разума человеческого».
Надо думать, что Разумовский был сражен не карточными домиками, не декорациями, не хворостом, заменяющим сады, а действительными творениями рук человеческих, творениями, которые организовал и направил на великое созидание гений Потемкина.
Безусловно, Потемкин готовился к встрече, но подготовка эта вовсе не заключалась в стремлении втереть очки. Сохранились конкретные его указания многим должностным лицам.
«Дорогу от Кизикерменя до Перекопа сделать богатою рукою, чтоб не уступала римским. Я назову ее „Екатерининский путь“, — писал Григорий Александрович одному из своих подчиненных. Правителю Екатеринославского наместничества он приказывал: „Употребите все силы, не теряя ни минуты, чтобы все было в исправном порядке и готовности к приезду ее величества. Постарайтесь, по всей возможности, чтоб город был в лучшей чистоте и опрятности“».
А вот что говорилось в распоряжении, касающемся так часто упоминаемых распространителями мифа о «потемкинских деревнях» покосившихся избушек:
«Безобразящие строения разломать и срыть, особливо прибрать возле рядов».
Не забыл Потемкин и о культурной программе путешествия:
«Капельмейстеру Сарти предписанную ему пьесу скорее приуготовить и постараться, чтоб оная произведена была наивеликолепнейшим и огромнейшим образом. Обмундирование музыкантов и певчих, буде еще не окончено, тот час оное завершить».
Любопытно и то, что не Потемкину, знатному, как его любят называть, вельможе, писали речи и доклады, а напротив, он сам учил людей ораторскому искусству. Наставления его архиепископу Амвросию, приглашенному в Киев для встречи императрицы, очень показательны в этом плане:
«При первой встрече императрицы ваше преосвященство благоволите сказать самое краткое приветствие; но при сем случае, когда в лице дворянства все губернские представятся ее величеству в тронной зале, тогда вы за всех говорить будете. Речь сия должна состоять из благодарности, какую Россия чувствует в превращении земли сей из необитаемой степи в сад плодоносный; тут пройдите все пагубные следствия, от бывших соседей нанесенные, что татары обладали прежде нациею нашею; по разрушении же их царства, возгнездившиеся в Крыме, испускали по временам вред на многие провинции; но десница ее императорского величества стерла супостата, присоединила землю к Империи и народ, прежде вредный, сделался нам собратией…»
Приготовления к приезду императрицы, как видим, делались и немалые. Но можно ли осуждать за них Потемкина? На Руси издревле живет традиция широко, хлебосольно, щедро встречать гостей, здесь же не просто гостья приезжала, а государыня, да не одна, а с представителями чуть ли не всей Европы, с дипломатами, царствующими особами, военными и государственными деятелями.
Участники путешествия стали свидетелями необыкновенной по масштабам созидательной деятельности. Граф де Сегюр вспоминал:
«Множество народа громкими криками приветствовало императрицу, когда, при громе пушек, матросы мерно ударяли по волнам Борисфена своими блестящими, расписанными веслами. По берегам появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно менялись и стекались со всех сторон, чтобы видеть торжественный поезд и поднести в дар императрице произведения различных местностей…»
В мифе же о «потемкинских деревнях» говорилось, что толпы народа Потемкин перегонял от одного населенного пункта к другому, дабы показать обжитость края. И опять-таки тому же М. Т. Петрову, который с удовольствием перепевает в романе эту сплетню, словно бы недосуг было заглянуть в строгие исторические исследования, в которых говорится о комплектовании значительного количества иррегулярных полков именно в краю, возрожденном к жизни Потемкиным.
Поразили путешественников и города, возведенные Потемкиным. Поразил Херсон, о котором граф де Сегюр писал с не меньшим восторгом, чем за пять лет до того Разумовский. Неповторимое впечатление оставил Севастополь, главная база Черноморского флота, созданного трудами Потемкина.
Строительство Черноморского флота началось сразу после окончания русско-турецкой войны 1768–1774 годов. К тому времени на юге России существовали лишь две флотилии — Азовская (Донская) и Дунайская, которая в годы войны оказывала поддержку сухопутным войскам. Потемкин развернул строительство новых верфей и баз на Днепре и Днепровско-Бугском лимане, где в 1775 году заложил Глубокую Пристань.
Но лишь после присоединения Крыма к России удалось создать настоящую базу для флота. Для этого Потемкин избрал бухту Ахтияр, названную им Севастопольским пристанищем. 10 августа 1785 года, когда строительство уже шло полным ходом, он представил императрице подробнейший доклад, в котором показал глубокое знание всех вопросов, касающихся строительства порта и крепости, размещения в бухте флота, а также охраны и обороны ее, доставки к месту работ необходимых стройматериалов и, конечно, изыскания людских ресурсов. Объемный и всесторонне продуманный доклад поражает своим совершенством. Он убедительно доказывает, кого надо считать основателем города русской славы — Севастополя. Потемкин писал:
«Главная и одна только крепость должна быть Севастополь при гавани того же имени, которой описание и сметы у сего прилагаются… Воздух в сем месте благорастворенный и жаркие летние дни прохлаждаются морскими ветрами; земля в окрестностях тучная, как и во всем пространстве Таврической области; камень для строения находится в самой близости, так же и в лесе, для сожжения извести, кирпича и черепицы недостатку быть не может».
Интересны размышления Потемкина об укреплении и организации обороны гавани, в которых он легко оперирует фактами и примерами из истории фортификации не только отечественной, но и зарубежной. И по сен день целы в Севастополе многие строения и укрепления, заложенные по плану, начертанному Потемкиным, но нет в городе ни улицы, ни площади, которые бы носили его имя.
В 1787 году он в том не нуждался, ибо каждый знал, кто создатель необыкновенного чуда, представшего глазам императрицы и сопровождавших ее сановников. В Инкермане Потемкин дал прекрасный обед, в разгар которого по приказу князя был отдернут занавес. Взору присутствовавших открылась прекрасно оборудованная гавань, на рейде которой стояли 3 больших корабля, 12 фрегатов, 20 малых судов и 2 брандера.
Прогремел салют в честь российской императрицы. Зрелище было столь неожиданным, торжественным и величественным, что даже скептически настроенный ко всем австрийский император Иосиф II написал:
«Императрица в восхищении от такого приращения сил России. Князь Потемкин в настоящее время всемогущ, и нельзя вообразить себе, как все за ним ухаживают». Сама же императрица писала по поводу увиденного: «Здесь, где назад тому три года ничего не было, я нашла довольно красивый город и флотилию, довольно живую и бойкую на вид; гавань, якорная стоянка и пристань хороши от природы, и надо отдать справедливость князю Потемкину, что он во всем этом обнаружил величайшую деятельность и прозорливость».