Тогдашний римский император хорошо знал, зачем идет Аттила: не готов наказать, а напасть врасплох на Италию, снести его трон. Он удержал в Италии лучшие войска и долго удерживал своего единственного полководца, который один стоил целой армии. Когда же было получено известие, что гунны перешли Рейн, то император решился отпустить Аэция, придав ему небольшие силы. Одно появление в Галлии знаменитого полководца стало достаточным, чтобы поднять ее население: благородные галлы вооружали своих слуг, поселян; мелкие германские народы, жившие по границам Галлии, спешили под знамена Аэция, и только не вооружались, не трогались с места готы, самый сильный сосед Италии. Их король Теодорих в ответ на просьбы Аэция сказал: «Римляне сами навлекли на себя грозу; пусть теперь разделываются, как знают». Но Аэций, как искусный политик сумел привлечь короля готов на свою сторону. В Южной Галлии проживал в своем богатом поместье бывший римский сенатор Авит, друг и советчик Теодориха. Он часто виделся с королем, подавал ему добрые советы, как лучше воспитывать детей, как управлять народом. И король, и все знатные готы смотрели с уважением на умного и образованного Авита, слушались его советов, старались даже подражать ему в одежде и привычках. Вот к этому-то Авиту и поехал Аэций. Бывшему сенатору польстило прибытие знаменитого полководца, особенно когда последний объявил, что приехал к нему просителем; он сказал Авиту: «Этот варварский народ, который живет у наших дверей, смотрит твоими глазами, слушает твоими ушами. Ты скажешь, чтобы он шел назад – и он идет; ты скажешь, чтобы он выходил – и он выходит. Заставь же его теперь выйти. Склони его к войне». Дело уладилось как нельзя лучше. Храбрые готы пуще всего боялись насмешек, будто они струсили перед Аттилой. Когда им объявили поход, они взялись за оружие и в своих звериных шкурах поспешили стать в ряды под звуки римских труб.
Однако из-за этих проволочек римляне потеряли много времени. Те пять недель, которые мог продержаться Орлеан, уже были на исходе. Орды гуннов окружили город на далекое расстояние и давно бы его взяли, если бы хоть сколько-нибудь были сведущи в осадном искусстве. Жители Орлеана, ловко прикрываясь щитами и плетнями, кидали с пращей камни, зажигали неприятельские машины, присыпали землей крепостные стены. Тогда гунны взялись за свои луки. Они были отличными стрелками из лука, лучшими в мире. Тучи стрел носились над городом: никто не смел показаться из-за зубцов крепостной стены; защитники впали в уныние, между ними начался ропот. Жители роптали, что они помирают с голода, что римляне их обманули. Епископ Аньян изнемогал от неустанного бдения и молитвы. Чтобы поддержать бодрость в защитниках, он обошел все стены с крестами и хоругвями. Омывая своими слезами ступени церковного алтаря, он поднимался лишь за тем, чтобы послать кого-нибудь на высокую башню взглянуть, не идет ли Божье милосердие? Когда посланный возвращался и докладывал, что ничего не видать, епископ снова опускался на колени и снова горячо молился. Наконец, он отрядил к Аэцию гонца с таким письмом: «Если ты, сын мой, не придешь сегодня, то завтра будет уже поздно». Гонец не возвратился. Епископ стал сомневаться в Аэции.
Случилась страшная буря, с ливнем, грозой. Три дня лил, не переставая дождь. Работы приостановились и за эти дни жители, с общего совета, решили сдаться. Епископ поехал к Аттиле предложить условия сдачи, но царь гуннов пришел в ярость, как ему смеют предлагать условия, и приказал гнать епископа. Жителям осталось одно: сдаться на волю победителя; они открыли настежь городские ворота. Сначала вступили в город вожди, чтобы выбрать себе лучшую добычу; потом въехали телеги и во всех концах города начался грабеж. Пленников делили по жребию, после чего их ставили рядами. Таков был обычай у гуннов. В самом разгаре дележа за городской стеной послышались крики: измученные жители встрепенулись надеждой избавления, гунны приостановили грабеж; все смолкло, оцепенело. Во главе римской конницы скакал Аэций и сын короля Теодориха; за ними в облаках пыли блистали орлы римлян, пестрели знамена готов. У городских ворот, на берегу Луары и даже в водах этой реки завязалась первая битва. Как морская волна, она вслед бегущим переваливала в город, и здесь на улицах началась страшная сумятица: гунны, побросавшие добычу, кидались в разные стороны, не зная, где укрыться, куда бежать. Их добивали с крыш камнями, гнались за ними с оружием, истребляли поодиночке и целыми толпами. Тогда Аттила дал приказ об отступлении. Благородный римлянин сдержал свое слово: город был спасен.