Царь Леонид и послы персидского царя
Прошел день, другой, третий и много здесь погибло персов, их погибло бы гораздо больше, если бы не нашелся между греками изменник, житель ближнего городка. Его звали Эфиальтом. Он перебежал к персам и сказал, что знает горную тропу через Анопею. Отряд «бессмертных» стал скрытно подниматься на лесистую вершину горы. Бой в ущелье затих; греки чуяли недоброе и с тревогой поглядывали назад. На шестые сутки они увидели фокеян, которые дали знать, что скоро покажутся и персы. Оставалось на выбор – или отступить, или умереть. Спартанцам закон запрещал отступление, и они остались, а феспийцы не захотели их бросать; фивян Леонид удержал насильно. Всего греки насчитали 1400 человек. Наступило утро, последнее для защитников, это был седьмой день, когда горсть греков удерживала двухмиллионную армию. Мужественный царь надел царские одежды и по обычаю своего народа принес богам жертву. Этим обрядом он справлял тризну по себе и своим товарищам. Потом он принял вместе с ними пищу и приготовился к бою. У персов раздался военный клич, по нему они ударили с фронта. Дружно и стойко отбили спартанцы первый удар, сомкнувшись еще теснее, и выдвинув свои длинные пики, двинулись грозным строем вперед. Персы тонули в море, карабкались на скалы, спасались бегством, ложились лоском – все мела фаланга, наступая обычным мерным шагом. В эту минуту сзади показались персы, в тылу фаланги. Фиванцы сейчас же перестроились, но спартанцы и феспийцы поклялись перед царем умереть все до единого. С отвагой и страшной силой они кинулись теперь назад, очищая себе путь к небольшому холму, много знатных персов свалилось в сокрушительной сече; два царских брата пали один за другим, прикрывши трупами груду тел. Когда у греков поломались копья, они схватились за мечи. То там, то здесь, в небольшой кучке бойцов подымается тяжелый меч и рассекает «бессмертных» с его шлемом, с его латами. Но их все прибывает, а спартанцев убывает. На них наступают, топчут, давят; удары врагов учащаются, защитники слабеют…
Рванулся вперед царь Леонид, поднявши свой грозный меч, сделал два-три шага и упал, сраженный на землю, вокруг него разгорелся бой пуще прежнего: то персы подавались, то греки отступали. Наконец, они втащили тело царя в середину кучи и, точно празднуя победу, с остервенением кидаются сначала в одну, потом в другую, третью – на все четыре стороны, – грозно отражая удивленных врагов. Но это был последний подвиг греков. Истомленные, иссеченные, придавленные, они свалились все до единого, среди убитых ими персов, среди обломков копий, стрел и мечей, как своих победных трофеев.
Ни одна победа не прославила бойцов так, как прославило это поражение. Павшим спартанским героям была сделана тут же на камне такая надпись: «Прохожий, скажи в Спарте, что послушные ее законам, мы легли здесь мертвыми». Каменный лев долго указывал путнику то самое место, где пал мужественный царь Леонид. В наши дни тоже небольшая кучка бойцов, русских солдат, с такой же стойкостью, с таким же мужеством защищала против всей турецкой армии горный перевал на Шипке. Разница лишь в том, что наши отстояли – им вовремя пришла помощь, а грекам – нет, о них позабыли.
Александр Македонский и завоевание Персидской монархии
Учителями Александра, наследника престола и единственного сына македонского царя Филиппа, были греки, но лучший и любимый его наставник – Аристотель, также грек, один из умнейших людей того времени. Рано царственный отрок стал восхищаться славными подвигами прежних героев. Изучая их деяния, он их полюбил, старался им подражать; он начал даже завидовать своему отцу. Прослышав, что Филипп одержал где-нибудь новую победу, Александр с горечью восклицал: «Отец ничего не оставит мне завоевать!». Однажды Филиппу прислали дикую лошадь по прозвищу Буцефал. Самые лучшие наездники не могли с ней совладать: не позволяла сесть. Александр схватил лошадь за узду и повел ее против солнца, потом погладил и с быстротой кошки вскочил на спину. Лошадь понесла с места. Отец и все присутствующие страшно испугались, опасаясь за жизнь Александра, но он скоро вернулся: Буцефал был мирен, как дитя. «Ну, Александр, – сказал царь, – ищи себе другого царства. Македония мала для тебя». Эти слова запали в душу юноши. Еще раньше, чуть ли не ребенком, он вслушивался в рассказы о Персии, он расспрашивал персидских послов о силе их царя, о путях, ведущих к его столицам, о народах, населяющих его государство. Эта ранняя пытливость тем понятнее, что все греки того времени и их соседи македоняне держали на уме одну мысль – покорение Персии, все равно как мы, русские, живем давней мыслью о покорении Турции. Александр родился для того, чтобы выполнить заветную мечту обоих народов. Он имел великий ум, благородное сердце, в обращении с людьми он был ласков, приветлив, умел привязывать к себе их сердца, делать послушными своей воле. Александру было 20 лет, когда умер его отец Филипп. В это время он уже наметил свой поход. Царь Филипп, сам отличный полководец, оставил своему наследнику, хотя и небольшую армию, но храбрую, сплоченную и послушную. Греки обходились больше наемниками, у них завелось своеволие, распущенность. У Филиппа этого не было. Он вербовал войска из своих же подданных и сам водил их в битву. В голове войска, вместе с царем, сражались конная дружина царских телохранителей, или «братьев». Эта дружина набиралась их самых знатных македонян; из ее рядов назначались военачальники и ближайшие сподвижники царя. Все «братья», а их было до 2000, имели одинаковое вооружение – мечи, щиты и длинные копья; всадники и кони были покрыты чешуйчатыми латами. Кроме конной царской дружины, были и пешие «братья», с длинными трехсаженными копьями. Они делились на дружины по 500 человек в каждой. Филипп строил фаланги не только из пехоты, но из пехоты и конницы вместе с таким расчетом, что конница составляла одну седьмую часть, а прочее – пехота; строй фаланги – глубже, чем у греков: 16 человек стояли в затылок друг к другу, или головной, считался начальником, а задний – в роде нашего унтер-офицера – смотрел за порядком. В каждой фаланге находилось в строю 256 рядов, значит 4096 человек, из четырех таких фаланг составлялась одна большая фаланга.