Единственные, кого все-таки отправили в одной обычной «шишиге» — оказались офицеры — связисты.
А потом из части забрали практически всех срочников — водителей. На «дежурки» оставили контрактников, а на остальную технику, стоящую в боксах, посадить было практически некого.
— Сами поведете, — сказал комбриг, обращаясь к недоумевающим и растерянным командирам батальонов, рот, и батарей. — Права есть? Садитесь сами за руль и вперед! Что я могу сделать? Там, в Чечне — с водителями просто катастрофа. Выгребают по округу всех, кого только можно.
Когда довольно скоро в части стали получать сообщения о гибели тех или иных прикомандированных бойцов, а потом и о гибели двух офицеров — связистов, которые сгорели вместе со своей машиной, Попов подумал, что недаром говорится — «Все, что Господь не делает — все к лучшему». Героизм, конечно, героизмом, но попасть в Грозный под раздачу… Был бы приказ — вопросов нет. А так… Не отправили — ну и слава Богу!
— Эта война надолго, — грустно сказал Шлейников, — нам еще хватит. Хлебнем еще. Так что куда торопиться?
Как в воду глядел!
Мищенко.В отличие от Попова, Мищенко сразу знал, что будет военным. Эту стезю с детства ему выбрал отец.
— Всегда одет, обут, зарплата хорошая, пенсия нормальная в сорок два года, льготы. Может, за границей будешь служить, — перечислял, загибая пальцы отец. — У меня все равно денег нет, тебя в институт на хорошее место проталкивать. А в инженеры я тебе не советую — дерьмовая, сын, работа. За все отвечаешь — голый вассер получаешь. Ну и не в рабочие же идти? Я думаю, ты поумнее всякого быдла.
Да, Олег уже тогда понимал, что отец имеет в виду. В их заводском районе жили пролетарии отнюдь не умственного труда. А самые настоящие «гегемоны».
Грязные подъезды с выбитыми стеклами, двери на одной петле, заделанные фанерой или картоном. Кучки дерьма по углам, неистребимый запах мочи или блевотины. Иногда кровь.
Пили и дрались здесь много. Очень много. Мищенко еще с первого класса понял, что если он не будет кого-то бить, то бить будут именно его. И еще одно — в одиночку не справишься. Нужно, чтобы были друзья — союзники.
Олег и дрался. Дрался с ровесниками, а когда один обиженный сбегал за братом — третьеклассником, то дрался и с ним. Получил прилично, но и противник без фонаря не ушел. Постепенно, видя, что с ним лучше ладить, чем враждовать, к нему потянулись другие пацаны. Сначала пришла уверенность в себе, а потом — привычка командовать. А затем они переплелись — привычка командовать, уверенность в себе, и нахальство.
В общем, как ни странно, но при этом он еще и неплохо учился. Сначала помогали природные способности — читать маленький Мищенко научился рано, память была отличной — Олег первые три класса не мог поладить только с правописанием. Его корявые и неровные буквы вызывали кривою усмешку и легкий презрительный взгляд первой учительницы — Галины Михайловны. Однако, несмотря на то, что по русскому языку маленький Мищенко перебивался с тройки на четверку, учительница, видя, что остальные оценки достаточно хорошие, со вздохом ставила ему четверку — чтобы не портить отчетность ни себе, ни ученику. Это была ведь совсем легкая натяжка, не правда ли?
Только в одной строке всегда стояло неприятное «удов.». Это за поведение. Как бы не хотелось Галине Михайловне поставить «хорошо», но… Но это было бы уже слишком.
Все-таки слишком много драк и жестокости. Но иначе вести себя Олегу было нельзя. То и дело кто-то из ровесников пытался оспорить приоритет вожака, и получал, как у них говорили — «в дыню». Труднее было, когда приходили старшие. Тогда Олегу доставалось, и сильно. Единственное, что отпугнуло почти всех — это то, что он никогда не сдавался. Мищенко дрался до конца, без жалости к себе и противнику. Постепенно до всех дошло, что связываться с ним — это неизбежно получить какие-то болезненные повреждения. И всем расхотелось. Многие начали уважали. А однажды — уже в третьем классе — Олег сумел мобилизовать, и заставить поддержать его своих друзей, которые постоянно крутились вокруг него — и в драке с двумя пятиклассниками одержать убедительную победу.
Мать дома только охала над синяками, шишками и ссадинами, и постоянно собиралась пойти, наконец, к учительнице, и узнать, в чем дело? Поддержку Олег получил со стороны отца.
— У нас мужик растет, — сказал он. — Если он не будет драться за себя сейчас, что из него потом вырастет?