— Папа, я пойду на велике покатаюсь, — сообщил он и вышел в коридор.
— Хорошо, Теон, только по дороге не езди, — крикнул из кухни Бейлон.
— Нет. Я в парке, — заверил он.
Во время велосипедной прогулки приятный весенний ветерок обдувал его лицо. Теон подумал, что так странно устроен человек. Вот он сегодня всем наврал, и ему было хорошо, от того, что его хвалили, но теперь он чувствовал себя погано. Мало того, что его мучила совесть, так ещё и стало противно от того, что отец нашёл очередной повод надраться. Впрочем, если бы он не солгал по поводу оценок, то получил бы нагоняй, а отец всё равно напился бы, мотивируя это тем, что Теон вымотал ему все нервы. Как не крути, от него ничего не зависело. Он решил, что стоит наслаждаться моментом, а не портить себе настроение из-за вещей, на которые не может повлиять. А упрёки совести он заглушил очень просто: посчитал, что от того, что он немного подправил оценки всем стало только лучше. И папа, и сестра им довольны, и сам он может со спокойной душой наслаждаться каникулами. Вечером, он как ни в чём не бывало, ел незаслуженный торт и слушал незаслуженные похвалы. Отец даже позвонил дяде Виктариону и похвастался какой у него сын молодец. В общем, каникулы начинались отлично.
****
Рамси снова стоял перед дверью своего дома и вертел в руках ключи. Он долго не мог решиться, но, в конце концов, обругал себя кретином и слабаком, и, повернув ключ, распахнул дверь. Дом поприветствовал его запахом затхлости и гулкой тишиной. Он давно был покинут и пустовал. Сантиметровый слой пыли покрывал все видимые взгляду поверхности, а мебель оказалась закрыта чехлами. Когда он прошёл по коридору, не снимая ботинок, то одинокая цепочка его следов отпечаталась на грязном полу. Рамси осмотрел весь дом и распахнул двери в каждую из комнат. Везде царила одна и та же картина: пыль и запустение. Он открыл окна, чтобы свежий воздух пробрался в дом. Остановился на кухне, и, поставив стул к окну, закурил. Пепельницы не было, и он стряхивал пепел в одну из, чудом уцелевших, кружек китайского чайного сервиза. Рамси ощутил небывалое облегчение, когда понял, что отец давным-давно здесь не живёт. Это определённо было хорошо. Значит, контракт сыграл свою роль, и его упрятали за решётку. Но, показалось странным, что никто не сообщил ему об этом. Никто с ним даже не разговаривал. Допустим, расследование ещё не завершено, но ведь кто-то из полицейских, наверняка, должен был с ним побеседовать, или из органов опеки. А о нём словно все забыли. Рамси машинально открыл кран, но вода не пошла. Щёлкнул выключателем — света тоже не было. Он быстро сообразил, что надо повернуть вентиль в подвале и включить электричество в щитке. Когда отец узнал, что «уезжает надолго», видно, всё вырубил.
Как только он открыл дверь в подвал, то тут же понял, что спуститься вниз выше его сил. В ушах снова зазвучал медный звон тарелок, а на лбу градинами выступил холодный пот. Рамси вытер лицо рукавом толстовки и глубоко вздохнул. Минуты две он собирался с духом, убеждая себя, что у него просто разыгралось воображение. Он посветил фонариком себе под ноги и начал спускаться по лестнице вниз, борясь с паническим страхом снова оказаться запертым в подвале. Ему стало казаться, что он слышит лязг цепей, а мурашки пробежали по спине. Он тяжело сглотнул и продолжил путь, чувствуя себя ужасно глупо.
— Я не боюсь темноты, — шёпотом произнёс он, чтобы немного подбодрить себя.
Луч света высветил электрощиток на стене, а также выхватил из темноты висящую на гвозде цепь и старый, должно быть уже отсыревший, матрац. Рамси отшатнулся назад. Барабаны в голове били очень громко, а сердце прыгало где-то в горле им в такт. Он стиснул в потной ладони пластмассовый красно-чёрный корпус фонарика и боялся сделать шаг вперёд. Ему казалось, что стоит только сойти с лестницы, как вновь вернётся отец и запрёт его в подвале. Хватая ртом воздух, он стоял на последней ступени.
— Здесь никого нет. Я один, — вслух проговорил он.
И тут же отозвался грубый, рычащий голос в голове.
— Я всегда рядом. Стою за твоей спиной, — оповестил он.
В этот миг у него закружилась голова и пересохло во рту, он рывком подскочил к щитку и врубил свет. Быстро открыл все вентили и взбежал по ступенькам наверх. Рамси моментально захлопнул дверь и дёрнул засов, проверяя прочность. Когда он добрался до кухни, обтирая по пути все стены, его трясло и он невольно сжимал и разжимал руки.
— Вот так, вот так. Ты окончательно поехал, — он упал на стул, и, зажав ладонями уши, покачался вперёд-назад. Барабаны потихоньку умолкли. Рамси нервно затянулся сигаретой, а после утопил окурок в фарфоровой кружке. В голове царил кавардак. Никогда Белый Медведь с ним не разговаривал. Это было плохо. Просто ужасно! Рамси поднялся и достал стакан из посудного шкафа, открыл кран и набрал воды. Залпом выпил. В ушах больше не звенело и руки не тряслись. Но, к сожалению, он не мог игнорировать произошедшее. Он поднялся к себе в комнату и вырвал листок из чистой тетради. Взял ручку, и нервно кусая губы, принялся обдумывать произошедшее. Нужно просто успокоиться и написать правила, которым необходимо следовать. Тогда всё будет в порядке, и он сможет контролировать ситуацию.
1. Никто не должен узнать о Белом Медведе.
2. Я не слышал никаких голосов. Никогда.
3. Не открывать дверь в подвал!
Дальше Рамси задумался, а потом быстро написал последний пункт.
4. Никто не слышит барабаны, кроме меня, значит, их нет.
Он свернул листок вчетверо и спрятал в карман джинсов. Снова вернулся на кухню. Теперь, когда работали и электричество и вода, можно было приготовить что-нибудь съестное. Но холодильник оказался пуст, чего и следовало ожидать. Заглянув в шкаф, он обнаружил только любимый отцовский зелёный чай, который терпеть не мог, и банку кофе, для которого опять же не было молока. Он психанул, хлопнув дверцей. Подведя итоги начинающегося дня, Рамси понял, что находиться в очень печальном положении. Еды в доме нет, деньги у него почти закончились, а отсутствие любимого чёрного чая стало последним камешком, ударившим в подёрнутое паутиной трещин, стекло его самообладания. И, так, между делом — у него поехала крыша. День начинается просто превосходно!
Впрочем, были и положительные стороны. Отца посадили в тюрьму, и он теперь полностью свободен от его воспитательного воздействия. Да, к тому же, он вчера написал Светофору, что хочет подыскать работу на каникулы, и тот, ответил, что поможет. Они договорились встретиться сегодня в десять утра возле башни святого Стефана. Рамси взглянул на часы и понял, что пора собираться в дорогу. Пересчитал свои финансы: денег хватало на проезд, да на пачку сигарет, и, может быть на то, чтобы перехватить сэндвич где-то по дороге. Он взял себя в руки и отправился на встречу.
Светофор немного опоздал, и на ходу вводил его в курс дела. Предстояло добраться на автобусе до портового района, а после немного пройтись пешком до большого продовольственного склада. Работа состояла в том, чтобы разгружать ящики с рыбными консервами. Самое главное, что бригадиру было плевать, сколько ему лет, документы не требовались, а деньги платили каждый день.
В первую неделю он жутко уставал, спину ломило, а руки к вечеру отваливались. Зато холодильник наполнился продуктами, и он откладывал деньги на новую гитару. Да, к тому же придётся когда-то оплатить счета за дом. Теперь он чувствовал себя по-настоящему взрослым и независимым, и это грело душу, не смотря на усталость. Правда, когда он задумал купить билет на концерт группы «Pain», который должен состояться в середине мая, понял, что на это совсем не хватает денег. Поэтому в пятницу он снова взял взаймы гитару у Бродяги, и весь следующий день играл в подземном переходе. За всю неделю, дома Рамси не ночевал ни разу и чувствовал себя почти в безопасности.
Во вторник — первый день каникул, он оставался у Светофора, у которого родители оказались абсолютно адекватными людьми, и они хорошо к нему отнеслись. А ещё мать Светофора готовила очень вкусные пироги. Самое главное, родители панка оказались тактичными, и не задавали разных неудобных вопросов, вроде: где ты живёшь, кем работают твои родители… Мать Светофора работала в библиотеке, а отец трудился механиком в аэропорту, и они были очень милыми и интеллигентными. Они радовались тому, что сын в кои-то веки ночует дома.