Рамси непослушными пальцами начал расстёгивать пуговицы старой домашней рубашки. Отец удалился в свою спальню, выбирать орудие наказания. Рамси знал, что у него в платяном шкафу целый отдел посвящён разного вида и фасона ремням. Каждый из них он уже испробовал на своей шкуре. Русе вернулся, держа в руках широкий армейский ремень с медной пряжкой.
— Ну, что же, получи, то, что заслужил, — замахнувшись, сказал он.
Вначале боль была терпимой, жгучие удары оставляли красные следы на коже, и Рамси просто молчал, стиснув зубы. И если бы на этом всё закончилось, он бы стерпел. Но с каждым новым кругом на его спине буквально не оставалось живого места. Красно-бордовые отметины превращались в синяки и кровоточащие ссадины. Багровые вспышки боли накатывали тёмными волнами, и эту мучительную пытку уже сложно было вынести, и он больше не мог сдержать слёзы.
— Хватит, пожалуйста, я больше не буду! — умолял Рамси. За тот месяц, что он провёл в школе, он успел отвыкнуть боли, и самое главное от унизительного чувства беспомощности. Теперь ему было плохо вдвойне.
— Что-то не слышу раскаяния, — Русе был хладнокровен.
Удар за ударом, в конце концов, Рамси просто перестал осознавать, где заканчивается один и начинается другой. Он наплевал на остатки своей гордости, больше не было сил сдерживать эмоции и он вопил во весь голос.
— Прости! Прости меня! Я исправлюсь! — всхлипывал он.
Русе был неумолим.
— Я сам знаю, когда будет достаточно.
В конце концов, у Рамси всё поплыло перед глазами, и он рухнул на колени. Тогда отец прекратил истязать его. Он посмотрел в его зарёванное лицо, и чуть помедлив, произнёс:
— Всё. Убирайся с моих глаз. Вывел меня, уродец.
Рамси нетвёрдой походкой побрёл в свою комнату. У него кружилась голова, и болело всё тело. Он мечтал только о том, чтобы добраться до кровати. Ему было противно, от того как отец его унизил и растоптал. Снова. Еле-еле добравшись до постели, он абсолютно опустошённый рухнул на неё, и упал лицом в подушку. По крайней мере, здесь его слёз никто не увидит.
Всё воскресение Рамси провалялся в постели, лишь два раза вставал попить воды, а в остальное время гонял по кругу безрадостные мысли. Один раз спустился на кухню, но есть совсем не хотелось, и он только напрасно проделал этот путь. У него до сих пор кружилась голова, а каждое движение отдавалось тупой болью. Он чувствовал себя разбитым как физический, так и духовно. Он не знал, кого ненавидит больше — себя или отца.
Глупо надеется, что изменится что-то в его жизни. Самым страшным в отцовских методах воспитания были не боль и унижение, а неотвратимость и непредсказуемость наказания. В детстве он оставался послушным и кротким, но и тогда отец не был с ним добр. Многие годы назад он пытался бороться и бунтовать. Но это не сработало. Рамси с горечь признал, что придётся играть по правилам, установленным его отцом. Он был хорошим, был плохим, но ничего не работало. Как бы он себя не вёл, всё заканчивалось одинаково. В итоге он чувствовал себя сломанным героем давних детских сказок, заплутавшим в лабиринте страхов и ложных надежд. У него больше не осталось сил на сопротивление. Он жил так, как мог запуганный и сломленный, с растраченными нервами и поломанной психикой, и слабо понимал, что такое хорошо и плохо.
Отец отсутствовал весь день, вернулся лишь вечером. Зайдя к нему в комнату, он окинул его бесстрастным взглядом и сухо поинтересовался:
— Ты почему всё ещё здесь? Пора бы тебе уже отправиться в школу.
— Мне плохо, я с кровати-то встать не могу, — стараясь не повышать голос, произнёс Рамси. Он думал, что отец над ним просто издевается, или он правда считает, что ничуть не переусердствовал вчера. Но озвучить это вслух не решился.
— Так уж и быть позвоню в твою школу, и скажу, что ты приболел. Сам же до этого довёл. Нормальные дети слова понимают, а тебя же надо лупить как собаку, чтобы ты слушался, — недовольно посмотрев на него, сжалился Русе. Он как всегда считал себя правым.
У Рамси не было ни сил, ни желания возражать, да к тому же он знал, что бывает за дерзость и неповиновение. Он порадовался, что хотя бы имеет возможность отлежаться и прийти в себя. Он ненавидел отца всей душой, так же сильно, как и боялся.
Во вторник утром, он спустился на кухню, чтобы поесть. Так как два прошлых дня у него и крошки во рту не было, то он думал, что голова у него кружится просто от голода. В среду вечером отец сам сопроводил его на поезд. Весь путь обратно его мучили воспоминания обо всех его старых ранах. Память услужливо разворачивала перед ним те, или иные страницы.
Рамси было пять лет, когда умерла его мать. Она, хоть и не любила его, но, всё же, оглядываясь назад, он понимал, что время, когда он жил с ней, казалось скорее хорошим, чем плохим. Он смутно помнил раннее детство, но в основном оно состояло из одиночества и отчуждённости. Мать почти не замечала его. Она вела разгульный образ жизни и пьяные компании являлись не редкостью в их доме. Ссоры и скандалы среди них оказывались обычным делом. Мать была пьяна большую часть времени, что он помнил. Она любила накатить прямо с утра, и сидела в кресле со стаканом в руках, мечтательным взором уставившись в пустоту. В такие моменты ей хотелось излить душу, и она с упоением повествовала о своей прежней жизни. Она была родом из небольшого городка, и приехала в столицу пару лет назад, лелея надежды поступить в театральную академию и стать всемирно известной актрисой. С детства она грезила о большой сцене и блеске софитов, а особенно о своём лице, украшающем театральные и киноафиши. Но, как обычно и происходит, конкурс оказался слишком велик, и она провалила вступительные экзамены. Однако, она не отчаялась, готовилась к поступлению в следующем году. А до той поры, работала официанткой в кафе среднего достатка. Она ни за что не желала возвращаться в маленький и тесный мирок провинциального городка.
Однажды на одном из корпоративных вечеров для сотрудников вооружённых сил, она повстречала молодого статного майора. «Он был красив и богат как лорд», — любила повторять она. Их роман завертелся с головокружительной скоростью. Кавалер оказался галантным и щедрым. Она, будучи молодой и наивной сельской девчонкой, которой едва исполнилось восемнадцать лет, тешила себя надеждами о замужестве. Вскоре она забеременела, и с радостью сообщила об этом своему возлюбленному. Однако, ожидаемого предложения не последовало. Он разбил в пух и прах ее романтические мечты, сказав, что раз у неё недоставало ума предохраняться, то это только её проблемы. Посмеявшись над ней, сообщил, что и не думал жениться на глупой сельской девке. А что она намерена делать с ребёнком, ему было абсолютно всё равно. Он швырнул деньги на аборт буквально ей в лицо, сказав, что если она всё же решит рожать, то своего ублюдка будет содержать сама, от него же не дождётся ни гроша. Её сказочный принц оказался вовсе не принцем, а хладнокровным и жестоким чудовищем.
Первые несколько недель она просто пребывала в шоке от всего этого. Затем, безуспешно пыталась поговорить с ним, но его телефон молчал, а адреса она не знала. Раньше он сам приходил к ней, либо они встречались на нейтральной территории. Через общих знакомых она выяснила, где он живёт. И явилась к нему на порог, с уже заметным животом. Она, наделась, что он одумается. Но это его не разжалобило. Он лишь презрительно оглядел её, бывшую ранее стройной, фигуру. Она умоляла её выслушать, пыталась убедить, что их ждёт прекрасное будущее, клялась ему в своей любви и верности. Он обозвал её жалкой идиоткой, и, залепив звонкую пощечину, выставил за дверь. Напоследок, сказал, чтобы она ни смела более, приближаться к его дому.
Пока она пыталась воссоединиться со своим возлюбленным, все мыслимые сроки на то, чтобы избавиться от нежеланного ребёнка истекли. Она дала сыну его фамилию, в тайне надеясь, что он когда-нибудь образумиться и вернётся к ней. Но время шло, и надежда испарялась, словно утренняя дымка. Жизнь стала тяжела, работа и маленький ребёнок отнимали все её силы, и мечтам о театральных подмостках не суждено было сбыться. Постепенно она пристрастилась к алкоголю, утоляя в нём все свои печали. Ребёнок, родившийся так не во время, раздражал её, именно сына она видела причиной всех своих бед. К тому же глядя в его глаза, цвета грозового неба, она вспоминала о его жестоком отце. Со временем она возненавидела собственного сына, за свою разрушенную жизнь и поруганные, изломанные мечты.