***
Дома притворная маска доброты вмиг слетела с его лица.
— Значит, сбежать от меня вздумал? — лениво поинтересовался он. В мягком тоне звучала едва уловимая угроза, словно острый клинок, упрятанный в слое ваты. — А я тебе подарок приготовил.
Он схватил ребёнка за шиворот и поволок в подвал. Толкнул его на пол и снял с гвоздя собачью цепь.
— Раз ты ублюдок, не можешь вести себя как нормальные дети и не позорить меня перед людьми, то будешь сидеть на цепи как паршивый пёс! — заявил отец.
Он исхлестал парнишку до крови цепью, а затем кинул под ноги собачий ошейник.
— Надевай!
— Папа, я же не собака, я не хочу, — Рамси попытался возразить. Он сидел на бетонном полу, и пытался совладать с дыханием и унять слёзы. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы отец оставил его одного. Его просто трясло от страха, и он вжался в стену.
— Ты только такого обращения заслужил, — отец наклонился и застегнул на нём ошейник. А затем присоединил цепь к ошейнику, замкнув другой конец на трубе отопления.
Целую неделю он продержал мальчика в подвале. Отец приносил еду два раза в день в собачьей миске, а вечерами вновь награждал тумаками. На этот раз не сильно, просто, чтобы помнил, кого должен слушаться. В первые дни его поглотили ужас и паника, но потом эмоции понемногу схлынули. Теперь он просто жил с постоянным, закаменевшим внутри, комком страха. Засыпал и просыпался с оглушающим и обезнадёживающим чувством беспомощности. И ему ничего не оставалось делать, кроме как покориться жестокой судьбе.
Наконец, настал день, когда отец освободил его. Едва Рамси поднялся наверх, он озадачил его вопросом:
— Нравится такая жизнь?
— Нет, — качнул головой Рамси.
— Слушай внимательно, дурачок, если ещё раз попробуешь сбежать, или будешь болтать, о чём не следует, то останешься в подвале навечно, — пообещал отец. — Понял меня? — он схватил ребёнка за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
— Да, — поспешно ответил Рамси. Конечно, он понял, что лучше быть покорным.
С тех пор Рамси и помыслить не мог о побеге. Рассказать об издевательствах отца в школе или полиции он тоже боялся. Знал, что отец выставит себя в выгодном свете, а его снова распишет дураком. Его отец был никем иным, как двуличной скотиной, хитрым и расчётливым садистом, истязающим собственного ребёнка. Рамси понял тогда, что у него нет никакого выхода, никакого способа усмирить отцовский гнев. Ему оставалось только быть послушным и безропотным, чтобы избежать наказания, но и это не всегда помогало.
****
Поезд прибывал рано утром, так, что Рамси как раз успевал к первому уроку. Находясь в угнетённом настроении, ему совсем не хотелось идти на занятия, к тому же побои давали о себе знать и каждый синяк неустанно напоминал о себе ноющей болью. Отсидев уроки с ватной головой, он вернулся в комнату и лёг на кровать. Проучившись почти полтора месяца в интернате, он успел хлебнуть вольной жизни, но то, что случилось в эти выходные, вновь толкнуло его в омут прошлого. Отец словно пса держал его на поводке, и стоило ему чуть расслабиться, как он дёргал обратно, напоминая, где его место.
Теон вернулся в комнату, но Рамси, вовсе не имел желания ни с кем общаться.
— Я думал, ты в понедельник приедешь, — у Теона как обычно преобладало хорошее настроение, и он был не прочь поболтать.
— Ага, — неразборчиво буркнул Рамси. Он ему уже на перемене сказал, что заболел, и не мог раньше приехать, и теперь не понимал, что ему ещё надо.
— Как дела? — Теон никак не отставал.
«Когда он уже замолкнет?» — у Рамси совсем не было настроя для общения.
— Просто оставь меня в покое.
— Я подумал, может, хочешь в выходные в деревню съездить? Ребята из класса собираются. Там клуб есть, можно бухло достать, — предложил Теон, не обращая внимания на его просьбу.
— Ты что тупой?! Я сказал, отстать от меня! Или ты глухой?! — Рамси вскочил с кровати, и проорал ему это в лицо для пущей убедительности.
Теон попятился назад и выставил перед собой руки.
— Я просто предложил. Что ты орёшь как бешеный?
— Я не знаю, что ты придумал, из-за того, что я помог тебе пару раз с домашним заданием. Но мы с тобой не друзья! Ясно?! — Рамси завёлся не на шутку, он, кажется, нашёл того, на кого можно выплеснуть свой гнев.
— Ясно. Ты просто полный придурок! — Теон, стоял, скрестив на груди руки, всем своим видом показывая, что оскорблён. У него были добрые намерения, а Рамси не понятно, почему на него наехал.
— Всё сказал?! — Рамси стиснул зубы и гневно уставился на него, сжимая кулаки.
— Да, всё! — с вызовом ответил Теон, и, опустив руки, посмотрел ему в глаза.
С минуту, они просто стояли, буравя друг друга взглядами. Теон первый отвёл глаза.
— А теперь заткнись, и отвали от меня! — Рамси толкнул его на кровать, не желая, впрочем, причинить вреда, а только лишь выпустить пар.
— Ты больной на всю голову! Я вообще с тобой больше не буду разговаривать, — Теон поднялся с кровати, и, встретившись с бешеным взглядом Рамси, поспешил ретироваться.
Рамси схватил, подвернувшийся под руку стул, и в порыве ярости расколотил его об пол. С одной стороны он понимал, что Теон не виноват в его бедах, но с другой его жутко бесило, что он не может вовремя замолкнуть, да ещё и вообразил, что имеет право задавать ему вопросы. Рамси не привык, что кого-то вообще волнует, то, что с ним происходит. А теперь он просто хотел, чтобы всё оставалось так и дальше. Одиночество — есть привычка, из проклятья обратившаяся в спасение, ставшая надёжным щитом от вопросов и нелепых попыток казаться кем-то другим.
****
В младшей школе друзей Рамси не нашёл. Тогда он был скромным, тихим ребёнком, за это и дразнили. Он быстро научился усмирять обидчиков кулаками. Он был молчаливым и задумчивым, но трусом не был. Обижать его перестали, но друзей он так и не приобрёл. В третьем классе он сблизился со своей новой соседкой по парте. Той нравилось тихо шептаться с ним на уроках и рисовать смешные рисунки друг у друга в тетрадях. На перемене они обсуждали книги, которые прочитали и играли в принесённые из дома игрушки. Девочка Марта тоже любила мечтать и выдумывать сказочные миры. И они могли сочинять свои сказки вместе. Иногда они гуляли после школы. Рамси нравилось держать её теплую ладонь в своей, когда он помогал ей перебраться через лужу. Нравилось слышать её задорный смех. И то, как забавно разлетались от бега её невесомые светлые волосы. Наверное, он был влюблён в неё, только тогда этого не понимал. С Мартой оказалось легко и просто говорить обо всём на свете, и молчать тоже было просто. Они могли бы стать крепкими друзьями, но в конце года её семья переехала в другой город. Они вообще часто переезжали: её отец исследовал горные породы по всей стране. Прощаясь в последний день, она запечатлела невесомый поцелуй у него на щеке. Пару раз они писали друг другу письма, но это быстро наскучило — совсем не то, что общаться в живую.
В средней школе Рамси был настолько замучен сначала хулиганами, которые доставали его с последнего класса начальной школы, а после придирками учителей, и всегда своим отцом, что, не будучи от природы общительным и открытым, он и вовсе замкнулся в своём мире. Чтение по-прежнему оставалось для него лекарством от всех невзгод. Он мечтал поскорее покинуть ненавистную школу, и оказаться в своей комнате. Там его ждали чудесные миры, храбрые герои и сказочные принцессы, что таились на страницах книг. Играя в одиночестве, он представлял себя одним из этих героев, бесстрашным путешественником или отважным пиратом или хитрым магом, который мечтает завладеть короной.
Став постарше Рамси открыл для себя и другой мир. Мир рок-музыки, где мелодия и слова представлялись чем-то большим, чем казались на первый взгляд, чем-то загадочным и волшебным. Они трогали сердце и душу. Благодаря музыке он и познакомился с ребятами, что также видели в суровых текстах и тяжёлых ритмах, нечто сокрытое от других. Музыка давала защиту от враждебного внешнего мира, дарила чувство единения и тайны недоступной остальным. Большинство ребят, что освоили эту вселенную, оказались умны не по годам, они являлись такими же сломанными героями с разбитыми судьбами, как и он. С ними хорошо было молчать и слушать музыку, говорить об устройстве мироздания и несправедливости общества. С ними он чувствовал себя свободным и никогда не грустил, и ощущение, что он является частью чего-то большого и бесстрашного не покидало его. Правда, единственного друга, перед которым можно было бы открыть свою израненную душу, он так и не нашёл. Впрочем, он всё равно был рад, что приобрёл пропуск в тайное общество. Только для избранных.