Три года ушло на то, чтобы разделаться с тройкой шакалов. Осень, слякотный и промозглый ноябрь. Рамси перешёл в седьмой класс, и не малую часть лета и осени провёл в тренировках. Научился крепко держать цепь в руках и как следует наносить ей удары, опытным путём, набив себе немало синяков и рассадив не раз костяшки, от того, что не смог удержать тяжёлые металлические звенья, и они со свистом пролетали по нему самому. Он решил, как накажет первого подонка. Три месяца он выслеживал его и просчитывал, как лучше осуществить месть. Он встретил его поздним вечером на тёмной парковой аллее, подальше от еле освящавших путь, редких фонарей. Надвинув шапку на глаза и половину лица закрыв шарфом, так, что голос звучал незнакомо и глухо, он вышел на посыпанную гравием, дорожку.
— Привет, а я тебя жду, — и где-то в глубине за слоем шерстяной ткани, его губы тронула нервная усмешка, но между тем была и твёрдая уверенность в своей правоте, что придавала сил.
— Ты чего, малёк, выскочил как чёрт из табакерки?! — поддатый хулиган отпрянул от неожиданности, и уронил бутылку, что держал в руках, разбив её вдребезги. Но быстро сообразив, что перед ним всего лишь дерзкий пацанёнок, выплюнул пожёванный окурок, и протянул к нему руку.
— Иди сюда мальчик, научу уважению к старшим, — хулиган, предвкушал, как отделает нахального малолетку и нетвёрдой походкой шагнул к нему.
Рамси недолго думая, отскочил, увернувшись от липких пальцев, и огрел его цепью. Он услышал поток нецензурной брани и вновь увернулся, избегая хватки подонка. Теперь он лупил со всей силы, не останавливаясь, и успевая во время отпрыгнуть и уклониться, от ответного удара. Схватка была недолгой, он даже запыхаться не успел, а хулиган стоял перед ним на четвереньках на мокрой грязной траве. Только Рамси никак не мог остановиться, обида и ярость, словно пеленой стояли перед глазами, и он продолжал наносить удары и только хриплые мольбы о пощаде отрезвили его. Он опустил цепь, и, не оглядываясь, смотался прочь из парка. Добежав до набережной, утопил цепь в реке, и уже спокойным шагом вернулся домой. С одной стороны ему стало намного легче, хулиган заслужил такой участи, но с другой стороны страшно и противно, словно сам извалялся в грязи. И он убеждал себя, что смог бы остановиться в любом случае.
Второго упыря он встретил летом в начале июня. Рамси тогда, только отметил своё двенадцатилетие. Он внезапно наткнулся на второго хулигана на площади. Тот его не заметил, или не узнал, солнечным днём народу у фонтана оказалось порядочно, и Рамси без проблем растворился в толпе. С тех пор он следил за ним, и многое узнал. Этот мудак не только детей обижал, но не гнушался и причинять боль беззащитным животным, замучить до смерти бездомную кошку, или закидать камнями бродячую собаку было для него в порядке вещей, а ещё стрелять из рогатки в птиц, и откручивать подбитым голубям головы. Рамси не пришлось долго думать, как же с ним поступить. Этот урод часто проводил время на маленькой круглой площади у фонтана, на пересечении трёх улиц. Там старушки подкармливали птиц хлебными крошками. Он приходил туда в сумерках, и подкидывал ленивым птицам зёрнышки, чтобы потом подстрелить и замучить их.
Рамси наблюдал за ним из полукруглой арки, что вела на оживлённую улицу, до самых сумерек. Он дождался, пока исчезнуть последние редкие прохожие, и вышел из тёмной арки, держа руки в карманах ветровки. В правой руке сжимая рукоятку дешевого кнопочного ножа. Хулиган был слишком увлечён собиранием подбитых птиц в мешок, и не сразу заметил его. Рамси подошёл с боку и молча, всадил ему нож в бедро по самую рукоять, у него не так много времени, пока подонок не очухается, и не вкатает его в асфальт. Он со всей силы толкнул его к фонарному столбу позади, пока тот орал и корчился от боли. Рамси в один миг вынул из рюкзака прочную капроновую верёвку, которую купил специально для этой цели два дня назад, и быстро примотал его к столбу, затянув как можно крепче узлы, чтобы он не смог освободиться.
— Я тебе хочу объяснить, что ты плохо поступаешь. Нельзя обижать маленьких и слабых, — глухо произнёс Рамси, сквозь завязанное банданой лицо. В светлых глазах его, которые скрывались в тени козырька кепки, не мелькнуло в этот раз ни капли жалости. Хулиган угрожал, что расправиться с ним, когда освободится, но Рамси его не слушал, встал на скамейку у столба и заклеил ему рот скотчем. Он поступил с ним, так же, как и он: кидая камни в бродячих псов, этот отморозок теперь на своей шкуре испытал их боль. Рамси ушёл, когда тот безвольно обвис на верёвках, не забыв забрать нож, и также похоронить его на дне реки. Вода лучше всего умеет хранить секреты.
Черёд третьего хулигана настал на следующий год. Рамси к тому моменту исполнилось тринадцать, он учился в девятом классе, и теперь уже его никто не обижал в школе, скорее чурались как прокажённого. Он два года назад обрёл в тусовке друзей, единомышленников и братьев. А по мнению, родителей благополучных детишек, водился с изгоями и отбросами общества. Педагоги считали его мрачным и хамоватым типом, бандитом и грубияном и пророчили колонию для малолетних преступников. Стоило лишь сменить отутюженные рубашки и пиджаки на чёрные футболки и балахон, а брюки со стрелочками на расшитые нашивками, джинсы и тяжёлые гриндера, как тут же попадаешь в список хулиганов и негодяев. В средней школе хоть и была обязательная форма, но торбу, и чёрные гриндера никто не мог запретить, а на дополнительные занятия вроде школьного оркестра он всегда приходил, как хотел. Пусть лучше считают психом и боятся, чем бьют и дразнят, как раньше, он с удовольствием держал марку отшибленного на всю голову непредсказуемого панка. Слухи по школе ходили разные, и о том, как он расправился с теми двумя кретинами, тоже шептались в своё время. Старых врагов он не забыл.
Морозным январским утром, спрятавшись за мусорными баками, он отслеживал последнего мучителя. Этому придурку, родители недавно приобрели мопед, и он гонял на нём по району как бешеный, хорошо ещё никого не сбил пока, а может и сбил, этого Рамси не знал. Зато знал, что своёго стального зверя он любит до безумия. Обычно он выгонял мопед во двор в половине седьмого, и, порядка двадцати минут торчал в доме, а потом уезжал по своим делам, родители и его младшая сестрёнка уходили из дома в восемь пятнадцать.
Перебраться через невысокий штакетник не составляло труда. Провести дорожку из медицинского спирта являлось минутным делом. Спирт он накануне умыкнул в медкабинете, пока медсестра отлучилась, а он сидел с градусником. У него и правда была вчера температура, но сама идея возникла спонтанно. Спирт горит чуть хуже бензина, но достать его оказалось намного проще. Немного успокоиться, зажечь спичку и кинуть в лужу спирта, и вот уже бодрый огонёк бежит к злосчастному мопеду, а у него есть время перепрыгнуть забор и укрыться за мусорными баками. Только глупая девчонка — младшая сестра этого кретина, выскочила из дома и побежала к мопеду. Рамси в испуге закрыл глаза, и судорожно вздохнул, понимая, что его план летит к чертям. Он вовсе не хотел, чтобы кто-то пострадал, особенно семилетняя дурочка, которая ничего плохого ему не сделала. Он побежал так быстро как мог, загребая полные ботинки снега, метнулся к девчонке, сбил её с ног и упал сверху, в этот момент гребаный мопед полыхнул как факел и взорвался, оглушив их обоих. Он скатился с девчонки: она плакала, и что-то бормотала, но он ничего не слышал. Тут же выскочили взрослые, и в его жалкие оправдания, что он просто проходил мимо никто не поверил.
После была детская комната полиции, постановка на учёт и долгие, нудные воспитательные беседы с её сотрудницами. Принудительное направление к школьному психологу, которая упорно пыталась пропарить ему мозги, а в итоге написала в личном деле: неуправляемый, неуравновешенный, неконтактный, ещё куча разных «не», и как вишенка на торте: «приступы неконтролируемого гнева». Словно тавро на нём поставили, на лбу огромными буквами надпись: «ПСИХ».
После всех порицаний и внушений в полиции и школе, отец так усердно его «воспитывал», что он снова угодил в больницу. И тогда у Рамси совсем сдали нервы, и он зарёванный и отчаянно испуганный, заявил отцу в палате, что расскажет, как он его бьёт, и захлебываясь слезами, никак не мог остановиться. Отец вкатил ему звонкую оплеуху, хотя у него и так трещала голова, после того, как он его дома «в целях воспитания» отшвырнул в стену. Затем он позвал медсестру, чтобы она вколола сыну успокоительное. Отец подробно расписал ей характеристику школьного психолога, а сбивчивые бормотания и хныканья мальчишки, выдал, за выдуманные им бредни. Когда медсестра ушла, отец усадил его на койку, с силой надавив на плечи.