Выбрать главу

— А коляска?

— А на хрена мне коляска? — ожесточился лицом парень. — Я, видишь, и так… Как к своим мимо "чехов", на локтях, по-пластунски.

— Куда к своим-то?

— Да куда-нибудь.

Виктор подхватил Егора за рукава фуфайки, подтащил, хихикающего, к лавке. В глине, в стебельках молодой травы, он действительно походил на какое-то непонятное существо. На лихо. На лешего. Укороченные ноги глядели вверх обмотками из поролона.

— Дай-ка я тебя…

— Хрен! — отмахнулся от Виктора, попытавшего его подсадить, Егор. — Я и сам могу.

Он ловко закинул обрубки ног на доску, но тут же качнулся и едва не сверзился, как недавно Елоха. Виктор не без душевной боли смотрел на него, шмыгающего носом и сбивающего вверх падающий на глаза меховой козырек. Ему вдруг стало понятно, что ни в какой магазин он сегодня не попадет. И с баней, скорее всего, выйдет пшик.

— Дядь Витя, у тебя водка есть? — выглянул из-под козырька Егор.

— Не дам, Егор, извини, — сказал Виктор.

— Бойца не уважаешь? — мгновенно вызверился Соболев. — Мне ноги!.. Я за тебя, за страну — в Чечне подыхал!

Он задергался, будто в припадке.

Виктор почти увидел, как, пристыженный, семенит в дом, как торопливо достает остатки водки, как накладывает на тарелку закуси, и мотнул головой.

Это раньше. До повести.

Он вдруг понял, что нет в нем прежнего чувства к Егору, как к убогому, есть только желание помочь, придать смысл его жизни.

— Что смотришь? — спросил Егор. — Жалко меня, да?

— Нет, — сказал Виктор. — Накапливаю рабочий материал. А вообще думаю, как мне тебя от тебя же самого спасти.

Соболев неожиданно посмотрел серьезно.

— Я пьяный очень. Меня спасти нельзя.

— Значит, будем отпиваться горячим чаем, — сказал Виктор и присел перед парнем. — Хватайся.

Егор криво усмехнулся.

— Лошадка, да?

— Старая, сорокадевятилетняя. Ну же!

Парень, помедлив, закинул руки Виктору на плечи.

— Готово, товарищ конь.

Виктор, наклонившись, подхватил Егоркины ноги под коленями, слегка подбил непрошеный груз вверх. Егор оказался не особенно тяжелым. Не тяжелее мешка с цементом или мукой.

— И-эх!

Соболев интимно дохнул в ухо:

— Вези меня, олень…

— Сам ты олень!

Виктор поднялся на крыльцо, выдернул щепку и открыл дверь.

— Так, — сказал он, опуская Егора на табурет на веранде, — грязного я тебя в дом не понесу. Снимай фуфайку к чертям. Зараза, и меня-то измазал.

— Это ты сам, — парень принялся выковыривать непослушными пальцами пуговицы из петель. — Мне слова не дал, сразу в седло…

Подсохшая глина крошилась на доски пола.

Виктор вооружился щеткой и прошелся жестким волосом сначала по себе, затем по штанинам Егора, приводя их в более-менее божеский вид.

— Ну, это… по коням?

Лишившись верхней одежды, Егор остался в синем, грубой вязки свитере. Тонкая шея по-цыплячьи торчала из ворота. Меховая шапка сидела косматой короной. Другого сравнения Виктор не нашел.

— Я ведь могу и к матери отнести, — пригрозил он.

— Зачем? Прибьет ведь мамка.

— И правильно прибьет, — сказал, приседая, Виктор.

Егор сцепил руки замком под шеей.

— Поехали?

— Шапку еще сними.

— Снял.

Взмахнув ушами, корона шлепнулась в угол.

В большой комнате Виктор посадил Егора за стол, сам быстро сбегал за дровами, разжег огонь в печи, долил и поставил к огню чайник.

— Что ты суетишься? — сонно спросил Егор, уронив голову на руки. — Все вы бежите куда-то, ноги есть, вот и бежите…

Он пьяно вздохнул.

— Не спи, — сказал Виктор, — сейчас чай будет.

— А водка?

— Каша, рисовая.

— Сдохнуть хочется, — признался Егор. — Раза три или четыре примерялся уже. Мамка только следит. Лютая! Нет, она добрая, дядь Вить, но знаешь… Обуза я, зачем я ей? Надо бы, конечно, с силами собраться…

Подойдя, Виктор ладонью зарядил ему по уху, по макушке.

— Дурак!

Егор вытаращил мутные глаза.

— Ты чего, дядь Витя?

— Да я тебя, паршивца… — Виктор сжал пальцы в кулак, но, посмотрев, отступился. — Жить нужно, парень, жить.

— Куда, дядь Витя? Зачем? — тоскливо произнес Егор.

— Погоди…

Виктор знал, Виктор на собственной шкуре убедился, что в жизни случаются моменты, которые могут служить поворотными, но не для тебя, а для человека, который находится рядом. И если достанет душевных сил, честности, чистоты, искренности, ты сможешь подтолкнуть его в нужном направлении, чтобы он взлетел и парил, чтобы он жил, чтобы одумался, понял, выстоял.