Марсель Дессаль, автор фундаментальной биографии Делеклюза, совершенно справедливо пишет об отношениях между Делеклюзом и Ледрю-Ролленом: «Знал ли бывший лидер «Горы» истинную цену преданности человека, давно способного летать на собственных крыльях, который добровольно довольствовался второстепенной ролью, с 1848 года упорно проявлял в этой роли безупречное усердие, тем более заслуживающее признания, что оно никогда не было компенсировано? Есть основания в этом сомневаться. Нельзя не выразить сожаления о том, что Делеклюз так безнадежно связался с этим претенциозным человеком, которого он превосходил умом, волей и талантом».
V
10 января вечером по Парижу разнеслась новость, взволновавшая всех: родственник императора принц Пьер-Наполеон Бонапарт выстрелом из пистолета в упор подло застрелил Виктора Нуара, молодого журналиста из левой газеты «Марсельеза». Атмосфера в Париже и без того была насыщена ненавистью и презрением к царствующей династии авантюристов и проходимцев. Итак, обвинения против империи оказались справедливыми: вся ее грязь, ее преступная природа, как никогда, ясно обнажились на глазах всего Парижа. Делеклюз сразу понял: что-то должно произойти. Он знал, что в Париж из Бельгии словно специально прибыл сам великий заговорщик Бланки. На другой день рано утром Делеклюз отправился в Нейи, в дом убитого.
По пути на Елисейских полях у каждого перекрестка ему встречались группы солдат. Отряды маршировали, занимая все ключевые позиции. Лошади кавалеристов, привязанные к деревьям, вздрагивая от утреннего холода, иногда похрапывали и ржали. Топот солдатских сапог, бряцание ружей, грохот тяжелых пушечных колес по мостовой, отрывистые команды нарушали утреннюю тишину просыпавшегося Парижа. Но чем ближе к Нейи, тем чаще Делеклюз обгонял группы молча спешащих людей: интеллигентов в очках и пенсне, с тростями и зонтиками, длинноволосых и бородатых студентов; особенно много было рабочих в серых грубых куртках. Стук их деревянных башмаков гулко разносился в узких улочках.
Вокруг дома убитого уже стояла толпа, сразу почтительно расступившаяся перед старым якобинцем. Делеклюза встретил у тела убитого его брат Луи. Сняв шляпу, Делеклюз молча постоял у гроба, и когда он поднял голову, Луи сразу торопливо стал рассказывать, что у него уже были бланкисты Риго, Флуранс и их молодые друзья, предложившие отчаянный план: везти гроб с телом убитого в центр Парижа, возмутить народ и свергнуть империю. Сначала Луи Нуар согласился, но теперь его охватили сомнения, и он просил совета у Делеклюза. Но вот появляется бледный, взволнованный Рошфор. Он рассказывает, что сто тысяч солдат уже введены в Париж. Потом вбегает Флуранс. С ним юный Рауль Риго, журналист Жюль Валлес. Флуранс нетерпеливо объявляет:
— Итак, решено, народ поднимается! Империя обречена! Мы пойдем прямо в ее логово; оно как раз на пути к кладбищу Пер-Лашез. Нужны флаги, побольше красных флагов!
— А вы позаботились об оружии? — спрашивает Делеклюз.
— Ерунда, оружие у народа под ногами, камни мостовой! — пылко отвечает Флуранс.
У гроба мертвого Нуара завязывается горячий спор. Делеклюз, который видел по пути войска, высказывается против неподготовленного выступления. Рошфор колеблется, предоставляя решать другим. Флуранс горячо возражает Делеклюзу. Но брат убитого решительно поддерживает Делеклюза, требуя, чтобы похороны состоялись здесь в пригороде, в Нейи. Он не хочет нести мертвого брата в центр столицы, где их ждут солдаты. Благоразумие берет верх.
— Но народ, — твердит Флуранс, — что вы скажете народу?
Делеклюз решительно идет к окну и раскрывает его. Шум толпы внизу стихает. Изможденная, но энергичная и суровая фигура старого революционера в глазах народа Служит олицетворением верности делу революции. Народ, конечно, любит и пылкого Флуранса и остроумного Рошфора, но Делеклюз внушает уважение, уверенность, доверие.
Люди безошибочно чувствуют и шарлатанство Рошфора, и экзальтированность Флуранса, и твердость Делеклюза. А он говорит, что власти расставили западню для народа, что враг хочет использовать их неподготовленность и утопить революцию в крови, пока она еще не набрала достаточно сил. Надо подождать. Идти к Пер-Лашез через Елисейские поля — значит играть на руку провокаторам и врагам народа. Он призывает также уважать волю семьи убитого, которая не хочет новой напрасно пролитой крови.
— Нет, нет! — кричит толпа.
— Неужели вы хотите повредить нашему делу? — спрашивает в ответ Делеклюз.
— Нет, нет!
— Тогда постарайтесь помочь своей выдержкой делу демократии! Пусть похоронная процессия отправится в Нейи!
По пути Флуранс и его друзья из Латинского квартала снова пытаются повернуть катафалк к Елисейским полям. Кое-как в лихорадочной суматохе удается удержать их. Рошфор от волнения теряет сознание. Его приводят в чувство с помощью вина и уксуса, усаживают в экипаж. Делеклюз в черном пальто и цилиндре, с тростью мерным шагом идет за катафалком, олицетворяя скорбное спокойствие. Ему удалось предотвратить кровавую расправу, удержать народ в границах благоразумия и не дать империи повод для разгрома революционных сил.
На другой день он пишет в «Ревей», что «никогда после великих дней революции 1848 года чувство демократической солидарности не выливалось в такой могучий поток». «Пусть империя катится по наклонной плоскости к своему фатальному концу, — заявляет Делеклюз, — мы не должны дать ей возможность возродить ее иссякающие силы. Нам не придется долго ждать. Победа близка. Нельзя мешать ей необдуманными шагами. Надо тщательно готовиться к предстоящим событиям». Эти мысли Делеклюз изо дня в день развивает на страницах «Ревей».
В бешеной суматохе событий он еще находит время, чтобы думать о Ледрю-Роллене, который уже никому не нужен и почти всеми забыт. Предстоит процесс против убийцы. Требуется адвокат, который защищал бы интересы семьи убитого Виктора Нуара и разоблачил бы преступления империи. Это сенсационное дело может послужить великолепной возможностью для возвращения Ледрю на политическую сцену. Делеклюз пишет в Лондон, ведет переговоры в Париже. Ледрю-Роллен сначала соглашается, а потом после обычных колебаний отказывается, заявляя, что выступление перед императорским судом унизит и скомпрометирует его славное прошлое. Даже республиканская пресса смеется над этой жалкой уловкой, а Делеклюз вынужден оправдывать и защищать в «Ревей» своего нерешительного, вечно уклоняющегося от ответственности патрона.
В январе 1870 года умирает мать Делеклюза. Эта хрупкая женщина героически выдержала много испытаний и несчастий, выпавших на ее долю из-за бурной революционной судьбы сына. Далекая от политических страстей и тревог, простая и религиозная, она сумела понять благородный смысл жизни своего сына и была для него источником моральной поддержки, теплоты, нежности, в которых он так нуждался. Всю жизнь ему приходилось решать мучительную задачу совмещения долга заботливого сына с опасным и рискованным ремеслом революционера. Чуткая душа матери улавливала все и давала сыну непоколебимую нравственную опору. Один из друзей Делеклюза, Шерер-Кестнер, писал в своих воспоминаниях о нем: «Образцовый сын и брат, Делеклюз отказался от брака и от семейных радостей, чтобы полностью посвятить свою жизнь старой матери и своей сестре».
Правда, смерть матери не была неожиданностью: мадам Делеклюз скончалась в возрасте 94 лет. Но все равно ее смерть — это удар для крайне чувствительного сердца Делеклюза.
Покойная, завещая свое последнее благословение любимому сыну, просила отвезти ее на кладбище в похоронных дрогах для бедняков и совершить весь полагающийся церковный обряд. В Сен-Жермен-де-Пре атеист Делеклюз вместе с друзьями ожидал окончания заупокойной службы перед входом в собор. Большая толпа сопровождала похоронную процессию. Республиканская газета «Авенир насьональ» писала на другой день: «Отдавая Дань последнего уважения этой почтенной женщине, на долю которой выпали столь жестокие испытания, граждане, присоединившиеся к процессии, стремились выразить свое уважение и симпатию к главному редактору «Ревей», одному из тех людей, которые своей деятельностью, своим характером и своим талантом делают честь республиканской партии».