Утром 19 марта Варлен и Журд, сопровождаемые небольшим отрядом национальных гвардейцев, легко заняли министерство финансов. Удалось быстро выяснить, что деньги есть, около 5 миллионов. Но ключи от сейфов увезли в Версаль. Первой мыслью было взломать сейфы и забрать деньги. Но ЦК в этот момент вел переговоры с «законной властью», мэрами и депутатами Парижа. Варлен и Журд бросились к Ротшильду. Он обещал заем в 500 тысяч франков. Этого было мало. Только тогда подумали о главном источнике, о Французском банке. Финансовая цитадель французской буржуазии находилась рядом. Хотя банк охранял отряд Национальной гвардии, состоявшей из чиновников и буржуа, захватить его не составляло никакого труда. Но подавляющее большинство членов ЦК больше всего опасалось обвинения в грабеже. Варлен и Журд в 6 часов вечера явились к директору банка Рулану. Услышав требование денег, Рулан ничуть не удивился.
— Я ждал вашего визита, — заявил он. — После всякой перемены правительства банк на следующий день должен был являться на помощь новому. Не мое дело судить о событиях, Французский банк не занимается политикой, вы фактическое правительство. Банк дает вам сегодня миллион. Будьте добры только упомянуть в вашей квитанции, что эта сумма взята за счет города…
Любезность директора была весьма естественной. Он понимал, что ЦК хозяин положения в городе и ему ничего не стоило взять банк под свой контроль. «Не занимающийся политикой» директор банка проводил совершенно определенную политику: любой ценой не допустить перехода банка в руки народа.
Во всяком случае, в 10 часов вечера Варлен сообщил Центральному комитету, что плата роздана национальным гвардейцам.
Прошел день, а деньги от банка больше не поступали. Напрасно Варлен ждал присылки второго миллиона: хозяева банка осмелели, поскольку в эти дни в Париже происходили выступления буржуазии против революции. Тогда Варлен и Журд отправляют заместителю управляющего банком де Плеку (Рулан уже бежал в Версаль) энергичное письмо:
«Итак, заставлять парижан голодать — вот каким оружием пользуется партия, называющая себя «честной». Голодные люди не бросают оружия, напротив, голод толкает массы к убийствам. Мы хотели избежать всего этого, и банк мог помочь нам, но он предпочел стать на сторону тех, кто любой ценой намерен свергнуть республику. Мы подымаем брошенную нам перчатку!.. Мы выполнили свой долг. И если наша примирительная позиция была вами принята за трусость, то мы докажем, что вы ошиблись. Если банк намерен выдать нам требуемый миллион, то он должен прислать его в министерство финансов до 12 часов дня. С этого момента, если деньги не будут присланы, мы примем самые энергичные меры».
Кроме письма, к банку послали два батальона. Это подействовало, и деньги были выданы национальным гвардейцам.
В первые критические дни после 18 марта от решения вопроса с деньгами зависело все. Центральный комитет успешно справился с труднейшей задачей: он обеспечил нормальную жизнь города, намеренно дезорганизованную Тьером. Подобно Варлену и Журду, в министерстве финансов и в других правительственных органах члены ЦК оказались более способными и расторопными организаторами, чем опытные чиновники старого режима. Но ЦК допустил серьезные просчеты, имевшие роковые последствия. Вместо того чтобы завершить успех 18 марта походом на Версаль, Тьеру дали возможность не только удрать, но и получить время для подготовки военных действий против революционного Парижа. Едва взяв власть, ЦК сразу же заявил о намерении быстро сложить свои полномочия и передать их избранному всеобщим голосованием муниципальному собранию — Коммуне. Это делалось из самых благородных побуждений. ЦК не хотел гражданской войны, хотя Тьер уже, собственно, начал ее. Над сознанием членов Центрального комитета тяготел кошмар прусского вмешательства. Ведь свыше ста тысяч немецких солдат стояли вдоль восточной границы Парижа. С поразительной наивностью победители 18 марта рассчитывали на мирные переговоры с мэрами Парижа, которым Тьер официально передал власть в городе, и с парижскими депутатами Национального собрания.
На долю Варлена выпала трудная миссия ведения этих запутанных, двусмысленных переговоров, которые в конце концов оказались со стороны большинства мэров и депутатов коварным маневром. Правда, не все они сами понимали это. Лишь такие люди, как Тирар, сознательно пытались дать Тьеру возможность выиграть время. Среди них были даже социалисты: известный прудонист Толен, считавшийся основателем французской секции Интернационала, Мильер, который вместе с Варденом пропагандировал социалистические идеи на страницах газеты «Марсельеза», наконец, товарищ Варлена по Интернационалу Бенуа Малой.
— Берегитесь, — заклинал Мильер, — если вы развернете знамя социальной революции, правительство бросит всю Францию на Париж, и я вижу в будущем роковые июньские дни. Час социальной революции еще не пробил. Надо или отказаться от нее, или погибнуть, увлекая в пропасть всех пролетариев. Прогресс достигается более медленным путем. Сойдите с высот, на которые вы взошли. Ваше восстание, торжествующее сегодня, может быть подавлено завтра. Извлеките из него все, что возможно; не упускайте возможность получить хотя бы что-то малое… Я вас заклинаю уступить место собранию депутатов и мэров. Ваше доверие не будет обмануто!
Варлен слушает это, и сердце у него сжимается; он сам сознает трагическую неподготовленность революции. Он знает также, что большинство членов ЦК не помышляют о социальном перевороте. Однако капитулировать, отдать завоеванную власть? Нет, революционер не может так поступить! Конечно, не у реакционного Национального собрания надо просить согласия на социальную революцию. Ее совершит народ, а пока надо сохранить власть в его руках путем выборов Коммуны. И на категорический вопрос одного из мэров о программе ЦК Варлен отвечает изложением его ближайших целей:
— Мы хотим избрания Коммуны, муниципального совета, но этим не ограничиваются наши требования, и вы это прекрасно знаете! Мы хотим муниципальных свобод для Парижа, уничтожения префектуры полиции, права для Национальной гвардии самой выбирать всех своих офицеров, в том числе и главнокомандующего, полного прощения неоплаченных квартирных долгов на сумму меньше 500 франков и пропорционального снижения прочих долгов за квартиры, справедливого закона об уплате по векселям, наконец, мы требуем, чтобы версальские войска отошли на 20 миль от Парижа!
Но депутаты убеждены, что собрание «деревенщины» в Версале не примет эти требования. Даже Бенуа Малой настойчиво уговаривает Варлена отказаться от них и капитулировать.
— Не сомневайтесь, — говорит он, — что я разделяю все ваши желания, но положение очень опасно. Ясно, что собрание не захочет ничего слушать, пока Центральный комитет остается главой Парижа. Если же Париж вернется к своим законным представителям, они смогут добиться выборов муниципального совета, выборов для Национальной гвардии и даже отмены закона об оплате векселей.
Долго и тяжело шли эти переговоры, прерываясь и возобновляясь. Вместе с Варленом по поручению ЦК в них участвовали Журд, Арнольд и Моро. В конце концов они отчаялись добиться чего-либо и покинули переговоры. Остался один Варлен, окруженный несколькими десятками противников. Ценой отчаянных и напряженных усилий Варлену удалось, пойдя на уступки, достичь видимости компромисса. Он видел опасность кровавого побоища и стремился во что бы то ни стало избежать его, избавить парижских рабочих от кровопролития.
Участник Коммуны Лиссагаре так описывает этот эпизод: «Варлен, оставшись один, подвергся нападению всей банды. Истощенный, измученный (борьба продолжалась пять часов), он кончил тем, что уступил, со всеми оговорками, какие только были возможны. На чистом воздухе к нему вернулась ясность мысли, и, вернувшись в Ратушу, он сказал своим товарищам, что теперь видит западню, и посоветовал отвергнуть требования мэров и депутатов».