Выбрать главу

Франкель создал подкомиссию из рабочих, изучавшую практические меры по улучшению положения рабочего класса. По ее предложению Коммуна приняла декрет, запрещавший штрафы и вычеты из зарплаты, в округах были созданы бюро для приискания работы. Франкель и его помощники занялись изучением возможностей повышения зарплаты рабочих. По его инициативе Коммуна приняла 16 апреля знаменитый декрет о предприятиях, покинутых их владельцами. Он предусматривал учреждение комиссии, которая должна была взять на учет брошенные хозяевами мастерские и представить доклад о мерах, которые надо принять, чтобы с помощью рабочих кооперативов пустить в ход эти мастерские. В декрете говорилось также об учреждении третейского суда, призванного определять условия окончательной передачи мастерских рабочим обществам и размер компенсаций, которые эти общества должны заплатить хозяевам. Конечно, речь еще не шла здесь о подлинной экспроприации экспроприаторов. Но тенденция к этому, несомненно, в декрете проявилась.

Человек увлекающийся, Франкель порой переоценивал значение проводимых им мер. Так, по поводу декрета о запрещении ночного труда пекарей он заявил, что это «единственный истинно социалистический декрет из всех, изданных Коммуной». Между тем декрет, действительно защищавший рабочих и направленный против хозяев, не шел дальше подобных мер, которые уже в то время санкционировал, к примеру, английский парламент. Но никому и в голову не пришло заподозрить его в приверженности к социализму.

Но, как бы то ни было, Франкель высоко держал в Коммуне знамя социалистических идей. В это время он был близок с Варденом. Не случайно они вдвоем обратились с письмом к Марксу, продолжая переписку, которую Франкель начал еще раньше. Это письмо, к сожалению, не сохранилось. Однако сохранившийся черновик ответного письма Маркса от 13 мая 1871 года позволяет догадываться о содержании письма Варлена и Франкеля. Они просили Генеральный совет Интернационала о политической поддержке, просили советов. Маркс, в частности, писал Варлену и Франкелю: «Я написал в защиту вашего дела несколько сот писем во все концы света, где существуют наши секции. Впрочем, рабочий класс был за Коммуну с самого ее возникновения.

Даже английские буржуазные газеты отказались от своего первоначального злобного отношения к Коммуне. Время от времени мне даже удается контрабандным путем помещать в них сочувственные заметки.

Коммуна тратит, по-моему, слишком много времени на мелочи и личные счеты. Видно, что наряду с влиянием рабочих есть и другие влияния. Однако это не имело бы еще значения, если бы вам удалось наверстать потерянное время».

Конечно, Маркс не мог считать французских деятелей Интернационала своими близкими единомышленниками. И все же он сохранял с ними духовную близость в той мере, насколько это позволяли сложные связи между Лондоном и осажденным Парижем. Маркс выражал глубокое сожаление по поводу крайне скудной информации, получаемой им из Парижа. Поэтому в письме Маркса заметна некоторая предусмотрительная сдержанность. И все же Маркс не колеблясь брал на себя ответственность за дела Коммуны, что так ярко сказалось в представленном им Генеральному совету Интернационала воззвании «Гражданская война во Франции».

Несомненно также, что Маркс считал Варлена и Франкеля крупнейшими представителями Интернационала в Коммуне. Правда, Варлен ведет себя иначе, чем Франкель. Он значительно меньше в это время говорит о социализме и гораздо больше делает для спасения Коммуны. И он ставит перед собой только реально выполнимые задачи, как это, кстати, советовал тогда делать коммунарам Маркс.

Если собрать все оценки роли Варлена в Коммуне, все мнения его современников, друзей и врагов, мнения историков, дружественных или даже враждебных Коммуне, то все они сходятся на том, что, несмотря на внешне не слишком эффектный характер, деятельность Варлена была наиболее последовательным воплощением всего лучшего, что было во французской секции Интернационала и в самой Коммуне. Но естественно, что в ней не могли не сказаться слабость французской секции Интернационала, ее промахи, ошибки, ее трагическая неподготовленность к мартовской революции.

Финансовую политику Коммуны обычно связывают прежде всего с именем Франсуа Журда, поскольку он работал в комиссии финансов с самого начала и до конца, тогда как Варлен входил в нее лишь до 20 апреля. Этот бывший банковский служащий, обладавший ясным умом и спокойным характером профессионального бухгалтера, во время Коммуны был еще очень молод, ему исполнилось всего 28 лет. Сначала член ЦК Национальной гвардии, а затем и член Коммуны, Журд выражал в своей деятельности правоверно прудонистские взгляды. Его никак нельзя было назвать революционером. Сам Журд впоследствии, после поражения Коммуны, рассказывал: «Варлену было поручено занять министерство финансов, а мои познания в финансовой области обязали меня разделить с нищ ответственность за самое трудное дело в парижской администрации. Когда мы прибыли в министерство финансов, мы нашли там только нескольких чиновников и одного солдата, охранявшего вход…»

Крупную роль в комиссии финансов играл тайже уже упоминавшийся Шарль Беле, человек преклонного возраста, имевший большой жизненный опыт. За его плечами политическая деятельность при реставрации и июльской монархии, во время революции 1848 года, когда он поддерживал июньские репрессии Кавеньяка против парижских. рабочих. Став личным другом и верным учеником Прудона, он тщетно старался осуществить идеи своего учителя на принадлежавшем ему заводе паровых машин. Крахом завершилась и его затея с созданием учетного банка, призванного осуществить прудонистские химеры. Но это не излечило Беле от слепого преклонения перед учением Прудона, перед его наиболее антиреволюционными и утопическими теориями.

Вот с этими-то людьми и пришлось Варлену заниматься сложнейшими финансовыми делами Коммуны. Естественно, что революционные и социалистические убеждения Варлена были очень далеки от прудонистских взглядов Журда и тем более от насквозь буржуазного образа мыслей Беле. Но тем не менее он лояльно сотрудничал с ними. Более того, глубокая порядочность, исключительная честность и работоспособность Журда ему очень импонировали. С Журдом у Варлена установились дружеские отношения.

Как же могло случиться, что несомненный революционер Эжен Варлен проводил, по существу, ту же самую финансовую политику, что и люди совсем не революционного направления? Почему он, уже признанный в последние годы империи крупнейший руководитель революционного крыла французских организаций Интернационала, не оказал на эту политику своего решающего влияния?

Чтобы ответить на эти вопросы, следует прежде всего вспомнить об общей линии Варлена в Коммуне. Самым главным он считал ее сохранение в качестве рабочего правительства. А для этого надо было, по его мнению, ничем не осложнять ее и без того сложное, даже отчаянное положение, не отталкивать хотя бы временных союзников пролетариата, не вносить в Коммуну, в которой не оказалось социалистического большинства, дополнительных факторов раскола и внутренних конфликтов.

Может быть, Варлен просто занял пассивную позицию, предоставляя решать все дела Журду и Беле? Нет, это не так. Он работал, пожалуй, больше всех. Когда в мае, уже после ухода Варлена из комиссии финансов, Журд делал доклад Коммуне, горячо одобрившей его деятельность, он специально подчеркнул, что успех деда был бы немыслим без участия Варлена.

Однако посмотрим, как все это происходило на практике. Коммуна возложила на свою финансовую комиссию полномочия министерства финансов. Перечислять эти полномочия было бы слишком утомительно, так они многочисленны. Достаточно сказать, что все, начиная с ведения войны и кончая содержанием больниц и школ, требовало денег. Без них невозможно было бы даже обеспечить уборку и освещение улиц. И если бы речь шла о жизни города в обычной обстановке! Но война с Версалем поглощала более 90 процентов всех денег Коммуны. События требовали множества чрезвычайных расходов. В городе оказалось свыше 300 тысяч безработных, которых надо было кормить. При условии жесточайшей экономии, при тщательном учете каждого сантима на все это за девять недель существования Коммуны потребовалось 46 миллионов франков.