В конце концов произошло нечто вроде примирения. Председателем на последнем заседании Коммуны был Жюль Валлес, сторонник «меньшинства». «Большинство» тоже проголосовало за него. Однако многие, подобно Варлену, с горечью сознавали, что раскол не делает чести ни «большинству», ни «меньшинству». Да, Коммуна забыла о своей великой ответственности, она оказалась ниже тех требований, которые предъявили ей грозные события. Коммуна не только не смогла организовать героически поднявшиеся массы пролетариата; она не смогла организовать сама себя.
«Большинство» не поняло смысла событий и слепо копировало внешнюю сторону: слова, лозунги, символы Совсем иной революции далекого прошлого. Оно унизилось до узкой злобы и ограниченности, преследуя сторонников «меньшинства» и провоцируя их на раскол.
Но это нисколько не оправдывало «меньшинство». Его борьба против «диктатуры» оказалась борьбой с ветряными мельницами, ибо Комитет общественного спасения, нерешительный и слабый, совсем не походил на революционную диктатуру, которая была совершенно необходима, но которой фактически не оказалось. Если и имелись основания выступать против «большинства», то они заключались в том, что бланкисты и якобинцы забыли или не поняли великий социалистический идеал восстания рабочего класса. Но, как ни странно, об этом забыли и сами социалисты из «меньшинства», хотя именно им, деятелям Интернационала, принадлежала великая заслуга в том, что они дали Коммуне социалистический идеал. Тем самым они дали ей воодушевленных, героических бойцов, которые умирали под пулями версальцев в то самое время, когда члены Коммуны бесплодно сводили счеты и занимались яростными, бессмысленными распрями.
Обстановку этой грустной истории Лиссагаре передает так: «…Разногласия перешли в личную вражду. Зал заседаний был маленький, плохо проветриваемый, плохо изолированный от шума и криков, которые раздавались в Ратуше… В этой душной, нагретой комнате быстро создавалось напряженное, лихорадочное настроение и загорался раздор — мать поражения. Он, однако, затихал, — пусть народ знает это так. же хорошо, как и их ошибки, — когда они задумывались о народе и когда их душа подымалась выше жалких личных споров… Все социальные декреты проходили единогласно, потому что, хотя они и любили выдумывать разделявшие их разногласия, они все были социалисты… И никто даже в момент величайшей опасности не осмелился заговорить о капитуляции».
IX
Момент крайней опасности наступал. В 3 часа дня в воскресенье 21 мая версальские войска вошли в Париж. Они не взяли его штурмом, они не бросались на приступ укреплений, ибо на них никого не было. Уже несколько дней, как ворота Сен-Клу и другие проходы в город никем не охраняются. Массированный артиллерийский обстрел из нескольких сотен орудий, а главное — развал военной организации Коммуны сделали свое дело.
В семь часов вечера в зал заседания входит бледный Бийорэ, член Комитета общественного спасения, и зачитывает сообщение генерала Домбровского: «Версальцы вступили через ворота Сен-Клу. Я принимаю меры, чтобы их прогнать…»
— Батальоны отправились, — добавляет Бийорэ, — Комитет общественного спасения на страже.
После этого никто не видел Бийорэ; он сбежал, вскоре исчез и пресловутый Комитет общественного спасения так, что никто этого не заметил.
На другой день утром человек двадцать членов Коммуны собираются в Ратуше. Решено разойтись по своим округам и каждому руководить у себя обороной. Никакого общего плана. Только теперь, наконец, загремели барабаны и загудел набат. Патетическую речь с призывом взяться за оружие произнес Феликс Пиа и после этого скрылся.
Настало время для всех показать, кто чего стоит. Настал момент, когда Коммуна в лице ее подлинных и главных героев — восставших пролетариев, проявит себя во всем своем историческом величии. Пришел день страшного суда; одних он наградит смертью и сиянием бессмертной славы; других приговорит к вечному позору и презрению…
Варлен давно предвидел наступление конца, и он готов. Довольно мучительных сомнений, тоскливых раздумий; теперь нужно умереть! Варлен опоясывает себя пурпурным шарфом с золотыми кистями. Этот отличительный знак члена Коммуны раньше он почти никогда не надевал. Он немедленно отправляется на левый берег, в свой округ, в район Люксембурга. Здесь, в Латинском квартале, около Сорбонны, ему многое памятно и все знакомо. Неподалеку от мэрии VI округа на площади Сен-Сюльпис, где Варлен немедленно приступил к организации обороны, улица Дофин. Там юный Эжен некогда переплетал книги, а больше читал их; там определил свою судьбу.
Версальцы уже близко, они захватили вокзал Монпарнас. Варлен распределяет отряды 67, 135, 147-го батальонов Национальной гвардии. Центром обороны будет площадь Круа-Руж, подступы к которой на расходящихся от нее улицах покрываются баррикадами. Улицы Вавен, Ренн, Гренель должны стать звеньями линии обороны, чтобы преградить врагу путь к Люксембургскому дворцу и Пантеону. Разбираются мостовые, и брусчатка укладывается камень к камню в стены выше человеческого роста. А потом сюда тащат мебель, матрасы, экипажи, бочки, идет в ход все. И каждая баррикада хочет иметь пушку, а лучше две. Коммунары яростно спорят из-за них, из-за снарядов, из-за «шаспо» — винтовок новейшего образца, которых хватает далеко не всем. На каждой баррикаде водружается красное знамя. Варлен руководит постройкой баррикад, начатой еще в ночь с 21 на 22 мая, распределяет людей, назначает командиров. Все надо делать на ходу, заранее никакого плана обороны не приготовили.
Случайно сохранился один из письменных приказов, которые отдавал Варлен. Вот его текст:
«Париж, 22 мая 1871, 9 1/2 часов.
Гражданину Сальвадору поручается построить серию баррикад на улице Ренн, улице Вожирар и обеспечить защиту перекрестка.
Э. Варлен.
Командующий 6-м легионом».
Франческо Сальвадор, литератор и композитор, музыкой которого восхищался Берлиоз, в мае был назначен директором консерватории. Еще до мартовской революции он являлся членом ЦК Национальной гвардии. Сальвадор один из самых бесстрашных помощников Варлена в VI округе. 24 мая версальцы схватили его и расстреляли.
В этих кварталах среди жителей многие с нетерпением ждут версальцев. Коммунары подозрительны, но твердая решимость отражается на лицах. Они уже надеются только на себя и не доверяют никому. Здесь оказался журналист и член Коммуны Жюль Валлес; он хочет найти себе применение и то снимает, то надевает свой красный пояс члена Коммуны. Коммунары останавливают его, требуют снарядов, патронов, хлеба и объяснений. Но он сам ничего не знает и ничего не имеет. Ему угрожают.
— И после этого Коммуна смеет еще поднимать голос!
Но Коммуну здесь представляет не только Валлес. Как всегда, деловой Журд с сундуком денег, аккуратно раздающий жалованье гвардейцам. Здесь член Комитета общественного спасения бланкист Эмиль Эд помогает Варлену организовать оборону левого берега. Растерявшийся Валлес вызывает снова подозрения. Ему приказывают стать к стенке… Валлес вспоминает: «Но вот является Варлен — идол квартала, — и перед ним внезапно все смолкает. Я свободен!»
Уже днем 22 мая версальцы начали штурм баррикад на улице Ренн. Их много, гораздо больше, чем защитников баррикад: на каждого по десять человек. Но зато каждый из коммунаров знает, за что он сражается, и готов к смерти. Все сознают, что они обречены, что трудовой Париж не объединен никаким единым стратегическим планом, что он раскололся на множество маленьких коммун, каждая из которых дерется на свой страх и риск. Это вселяет в людей какую-то отчаянную гордую смелость. Никто не ждет помощи и не рассчитывает на других, и никто не хочет отступать. Но слишком неравны силы. И вот уже появляются отряды, оставившие дворец Почетного легиона и отступившие от горящего здания сюда, на площадь Круа-Руж.