Выбрать главу

— Я кончила, — ответила Луиза. — Если вы не трусы, убейте меня! — Луизу Мишель вместе со многими коммунарами отправили в ссылку в Новую Каледонию.

30 ноября 1872 года версальский суд рассматривал дело Эжена Варлена, зверски растерзанного и убитого еще 28 мая 1871 года. Разумеется, речь не шла о виновниках незаконной расправы. Им дали ордена вместе с юридическим «обоснованием» убийства Варлена: его посмертно приговорили к казни. Кампания судебных процессов, задуманная для отвлечения внимания от массовых убийств коммунаров без всякого суда, только еще больше разоблачила преступления банды версальских убийц, их нечеловеческую жестокость и звериную ненависть к восставшему народу Парижа. Тьер, этот необычайно болтливый и хвастливый палач, не раз проговаривался, что невероятно жестокая расправа с коммунарами — результат ненависти буржуазии к социализму, к рабочему классу. Еще в дни «кровавой недели» он радостно телеграфировал префектам: «Улицы покрыты трупами. Это ужасное зрелище послужит уроком». А потом он еще более откровенно заявил: «С социализмом покончено, и надолго!»

Неужели славная Коммуна боролась и погибла напрасно? Неужели она действительно задержала развитие социалистического движения, как уверял Тьер и как твердят буржуазные историки поныне? Неужели неисчислимые жертвы были принесены напрасно? Неужели наши замечательные герои Варлен, Делеклюз, остальные деятели Коммуны, все коммунары боролись и умирали зря? Нет. На этот раз кровавый карлик и вся буржуазия жестоко ошиблись. Правда, им удалось потопить Коммуну в крови, уничтожить лучших французских революционеров. Собственно, ведь и наиболее прозорливые коммунары отдавали себе отчет, что победа Коммуны маловероятна. Вспомним, как, понимая это, страдал Эжен Варлен. Но он до конца отдал все свои силы Коммуне, не поколебался отдать и саму жизнь. Так поступали и другие социалисты. Верморель был избран населением Монмартра в Коммуну, когда он находился вдали от Парижа. Лефрансэ в своих воспоминаниях рассказывает, что он подумал тогда: «Его место останется пустым». Но 29 марта Лефрансэ с изумлением увидел, как Верморель быстро поднимается по ступенькам главной лестницы Ратуши.

— Как, вы здесь?

— Вне всякого сомнения, — отвечал Верморель. — Я жалею только о том, что не мог присутствовать на первом заседании. Но чтобы прибыть в Париж, я должен был пробираться через многочисленные посты шпионов и замести следы, так как они следовали за мной по пятам от самого Лиона, где я узнал о результатах выборов.

— Как вы могли решиться приехать? Зачем вы ввязались в нашу драку?

— Мы, возможно, все погибнем, я это знаю. Ну что же! Я размышлял целый день, узнав о том, что меня избрали. Отчетливее, чем вы и другие, я понимаю, что у нас мало надежд на успех при этих ужасных обстоятельствах, которые нам навязали. Очень легко, прикрываясь пессимизмом, скрестить руки и остаться наблюдателем. Проблема поставлена, условия для ее осуществления тяжелые. Но нужно по крайней мере попытаться ее решить. Таков был мой ответ самому себе… и вот я здесь!

Вспомним, что и многоопытный Делеклюз понимал, как мало шансов на победу и как велика возможность поражения. Но социалисты Варлен, Верморель, якобинцы Делеклюз, Флуранс и другие чутьем подлинных революционеров глубоко прониклись сознанием необходимости борьбы за революцию в любых условиях, даже идя на верную смерть. Как люди, беззаветно преданные своему идеалу, они чувствовали, что будущее принадлежит тем, кто умеет приносить жертвы!

Но то, до чего они доходили чутьем, интуицией, то прозорливо и глубоко, на основе научных законов общественного развития, сознавал Маркс. Ведь не случайно еще в начале сентября 1870 года, то есть более чем за полгода до Коммуны, Маркс писал французским членам Интернационала, что их выступление было бы безумием. Но разве Маркс не приветствовал с восторгом революцию 18 марта? Может быть, к этому времени он решил, что появились благоприятные шансы на исход борьбы? Нет, дело обстояло сложнее. Он считал, что даже независимо от непосредственного успеха или поражения Коммуны социалисты все равно свершили славнейший подвиг. И в связи с сомнениями, которые высказал ему по этому поводу один из друзей, Маркс разъяснял ему в письме от 17 апреля 1870 года: «Творить мировую историю было бы, конечно, очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо благоприятных шансов». И Маркс указывал далее на крайне тяжелые для парижских революционеров обстоятельства, в частности на присутствие под Парижем прусских войск. «Парижане знали это очень хорошо, — продолжал Маркс. — Но это знали и буржуазные версальские канальи. Потому-то они и поставили перед парижанами альтернативу: либо принять вызов к борьбе, либо сдаться без борьбы. Деморализация рабочего класса в последнем случае была бы гораздо большим несчастьем, чем гибель какого угодно числа «вожаков». Борьба рабочего класса с классом капиталистов и государством, представляющим его интересы, вступила благодаря Парижской коммуне в новую фазу. Как бы ни кончилось дело непосредственно, на этот раз новый исходный пункт всемирно-исторической важности все-таки завоеван».

Да, парижские «вожаки» пошли на борьбу и на гибель, ибо они чувствовали, что бывают в истории моменты, когда отчаянная борьба масс даже за безнадежное дело необходима во имя дальнейшего воспитания этих масс и подготовки их к следующей борьбе.

Позднее В. И. Ленин показал, почему Коммуна, оказавшаяся в исключительно сложном положении, «неизбежно должна была потерпеть поражение», почему «Париж, первый поднявший знамя пролетарского восстания… обречен на верную гибель».

«Для победоносной социальной революции, — писал Ленин, — нужна наличность, по крайней мере, двух условий: высокое развитие производительных сил и подготовленность пролетариата. Но в 1871 году оба эти условия отсутствовали. Французский капитализм был еще мало развит, и Франция была тогда по преимуществу страной мелкой буржуазии (ремесленников, крестьян, лавочников и пр.). С другой стороны, не было налицо рабочей партии, не было подготовки и долгой выучки рабочего класса, который в массе даже не совсем ясно еще представлял себе свои задачи и способы их осуществления. Не было ни серьезной политической организации пролетариата, ни широких профессиональных союзов и кооперативных товариществ… Но главное, чего не хватало Коммуне, так это времени, свободы оглядеться и взяться за осуществление своей программы».

Увы, Коммуне не хватало и многого другого, о чем не раз писал Ленин. Но вопреки всему залпы пушек коммунаров, пусть слабые, нестройные, а вскоре и совсем замолкшие, прозвучали над миром как сигнал о начале эпохи упадка буржуазного строя. Коммуна нанесла буржуазии страшный, непоправимый удар. Падение Коммуцы не только не похоронило социализм, как об этом поспешил прокаркать опьяненный кровью Тьер, но пробудило новые, свежие силы всемирного социализма, более зрелого, опытного и потому более страшного для капитализма.

«Умри и возродись!» — сказала история Коммуне словами Гёте, и глубокая боль в сердце всемирного пролетариата, вызванная гибелью коммунаров, породила такую ненависть к буржуазии, такое стремление продолжать их дело, что социалистическое движение сразу вышло из пеленок и вступило в пору возмужания. Иллюзии, навеянные различными школами утопического, мелкобуржуазного социализма, стали быстро рассеиваться, как рассеялся дым над горевшим в мае 1871 года Парижем.

Не зря буржуазия подняла такой яростный крик, когда сразу после падения Коммуны Маркс опубликовал свое произведение «Гражданская война во Франции», в котором разъяснил драгоценный опыт Коммуны. Пролетариат приобретал ценнейшее оружие для подготовки и осуществления социальной революции. До сих пор социалисты разных стран, стремясь к установлению нового общественного строя, совсем не представляли, каким образом это сделать. Еще в 1852 году Маркс высказал гипотезу, догадку, что пролетариат должен не просто овладеть старой государственной машиной, но сломать ее, разрушить. И вот рабочие Парижа под давлением объективных потребностей борьбы стихийно совершили именно то, что предвидел Маркс. Коммуна, таким образом, дала возможность разработать и обосновать главное, основное в учении марксизма о государстве.