— Пашток Улувент, я полагаю, — сказал Хонсю.
— Я Мясник Формунда, кровавый смерч в ночи, забирающий черепа блаженных для Хозяина Медного Трона, — провозгласил гигант, и Хонсю ощутил вонь тухлой крови, исходящую от его доспехов.
— Чего тебе надо? — спросил Хонсю. — Разве недостаточно твоих людей погибло при штурме моего лагеря?
— Обычная жертвенная кровь, — небрежно бросил Улувент. — Вызов на бой.
— Ты послал их на верную смерть лишь затем, чтобы бросить мне вызов?
Хонсю, хотя и не желал этого признать, был впечатлен.
— Они ничто, расходный материал. Просто выражение моего неудовольствия. Но Возок Дол был одним из лучших воинов моего отряда, и за его жизнь ты заплатишь своей.
— Многие пытались меня убить, — сказал Хонсю, выпрямляясь во весь рост перед чемпионом Бога Крови, — но никто в этом не преуспел, а среди них попадались ребята и покрепче тебя.
Улувент негромко рассмеялся. Его смех, в котором не было ни грамма веселья, прозвучал так, словно доносился из стылой пещеры на самом краю мироздания. Подняв руку, воин Кровавого Бога легонько стукнул пальцем по лбу Хонсю.
— Когда Жатва начнется, мы встретимся на арене, выродок, и я украшу доспехи твоим черепом.
Не дожидаясь ответа, Пашток Улувент развернулся и зашагал прочь. Хонсю едва сдержал обуявший его гнев. Лишь усилием воли он подавил желание выстрелить Улувенту в спину.
— Варп покроется льдом прежде, чем это случится, — прошипел Хонсю, и тут затрубил горн боевого титана.
По залу раскатился диссонансный рев: отчасти грохот фанфар, отчасти воинственный клич. Звук отразился от стен, заставляя вибрировать колонны и отзываясь дрожью в костях собравшихся воинов.
Хонсю моргнул — трон у ног боевого титана, еще секунду назад пустовавший, теперь оказался занят. Сидел ли там кто-то мгновением раньше? Хонсю мог бы поклясться, что трон был пуст, но сейчас на ониксовом монолите восседал, подобно властителям древности, исполинский воин в багровых доспехах с золотой отделкой. Нимб из остро заточенных клинков осенял его бледное, пепельно-серое лицо, а пальцы правой руки заменяли чудовищные, мерцавшие темной энергией лезвия.
В другой руке владыка сжимал огромный топор. Безжалостные глаза окинули воинов проницательным взором, от которого не укрылась бы ни одна тайна. На плече государя притулилась чирикающая рептилеобразная бестия, обвившая ранец хозяина скользкими кольцами.
Вой горна внезапно смолк, и все взгляды обратились к королю-воину на ониксовом троне. Каждый боец почтительно преклонил колено при виде столь могущественного властителя.
Гурон Черное Сердце.
Тиран Бадаба.
Тиран заговорил, и голос его громом разнесся по залу. Этот был голос человека, привыкшего повелевать. Голос того, кто убедил три ордена Адептус Астартес встать на его сторону в войне против собственных братьев. Голос, принадлежавший воину, который лишился половины тела и не только выжил, но стал гораздо сильнее и смертоноснее.
Хонсю постарался не поддаться чувствам и все же поневоле был впечатлен.
— Я вижу перед собой много алчущих лиц, — произнес Тиран. — Я вижу военачальников и корсаров, наемников и бродяг, отступников и предателей. Меня не интересует, кем вы были прежде. Единственное, что имеет значение в Жатве Черепов, — это кто из вас сильнейший.
Гурон Черное Сердце встал с трона и спустился к собравшимся в зале. Мерзкая тварь на его плече шипела и брызгала слюной, ее окраска постоянно менялась — пятна превращались в чешую и обратно в мгновение ока. Глаза зверя таращились бесстрастно, как две черные жемчужины, и все же Хонсю ощутил таившийся за ними злобный разум.
Воин в доспехах Астральных Когтей, ордена, к которому некогда принадлежал Тиран, шел следом за Гуроном. Хонсю почувствовал кипящую в телохранителе темную силу, словно то, что скрывалось под керамитовой броней, было уже не совсем человеком.
Воина сопровождала высокая женщина поразительной наружности, с лицом столь тонким, что оно выглядело почти скелетообразным. Ее темные волосы, зачесанные назад, ниспадали до лодыжек. В глазах женщины плясали золотые искорки, а ее изумрудная мантия мешком свисала с узких плеч, словно была предназначена для куда более пышной особы. В руке она несла массивный эбеновый посох, увенчанный рогатым черепом. Хонсю без колебаний признал в ней колдунью.
Глядя, как Гурон продвигается сквозь толпу, Хонсю понял, что размеры трона не были пустой данью тщеславию — рядом с владыкой даже самые рослые из соискателей выглядели карликами.