— Благодарю за помощь, сэр. — Облепленный грязью солдат потянулся кривой лапой и начал умело размазать грязь, ещё краше изгадив мундир Горста. — Простите, сэр. Пожалуйста, извините.
Не забывай смазывать оси, ты, умственно отсталый. Следи куда прёт телега, ты, недоделанный простофиля. Делай свою работу, ты, ленивая мокрица. Это что, непосильная просьба? — Ничего, — пробубнил Горст, отодвигая его руку в сторону, и предпринимая тщетную попытку одёрнуть китель. — Спасибо. — Он двинулся в морось вослед фургону, почти слыша издевательский смех бойцов и их офицеров, изголявшихся за его спиной.
Лорд-маршал Крой, командующий армиями Его величества на Севере, реквизировал для своей временной ставки крупнейшее здание в дюжине миль, а именно — хижину-ночлежку, до того поросшую мхом, что на вид она более походила на застарелую навозную кучу. Беззубая старуха и её ещё более древний муж, видимо, выселенные жильцы, сидели на пороге прилежащего сарая под прохудившейся до нитки шалью, и глазели, как Горст хлюпал к их бывшему парадному входу. Воодушевлёнными они не казались. Как и четверо караульных, топтавшихся у крыльца под мокрыми непромокаемыми плащами. Равно как и собрание промокших офицеров, заполонивших низкие сени. Когда Горст входил, пригнувшись под притолокой, они переглядывались в ожидании, и все как один удручились, разобрав, кто именно пришёл.
— Это Горст, — хмыкнул кто-то, будто бы ждал короля, а получил мальчика на посылках.
Воистину здесь было средоточие воинской доблести. Ключевой фигурой выступал маршал Крой, с непоколебимой выправкой восседая во главе стола, безукоризненный в свежевыглаженной чёрной форме, тугой воротник подчёркнут серебряными листьями, каждая стальная сединка на голове выражала напряженное внимание. Его начальник штаба, полковник Фельнигг, как штырь торчал около него — маленький, шустрый, с не упускающими ни одной мелочи сверкающими глазами, его подбородок непомерно высоко вздёрнут. Или вернее, раз уж он был примечательно бесподбородочным человеком, его шея образовывала практически прямую линию от воротника до ноздрей клювастого носа. Точно чванливый сарыч ждёт труп, чтобы начать пиршество.
Из генерала Миттерика обед получился бы знатный. Тот был крупным мужчиной, с крупным лицом, сверхразмерные черты которого определённо с трудом втискивали на свободное место в передней части головы. Где Фельнигу не хватало подбородка, у Миттерика наблюдался избыток, да ещё с лихой расселиной посередине. Как будто к его величественным усам подвесили жопу.Он надел незабываемые краги буйволовой кожи, почти по самый локоть, наверно предназначенные создать впечатление человека дела, но Горсту пришли на ум лишь рукавицы, которые крестьянин мог бы надеть, чтобы прочистить зад прихворнувшей корове.
Миттерик нахохлил бровь на засохшую грязь на мундире Горста.
— Снова подвиги, полковник Горст? — спросил он под лёгкие смешки.
Засунь их в свою усатую жопу, коровья ты ковырялка, надутый мочевой пузырь.Слова чесались на губах Горста. Но с его фальцетом, чтоб он не произнёс, смеяться будут лишь над ним самим. Выйти в одиночку на тысячу северян всяко лучше пытки светской беседы. Поэтому он превратил родившийся в горле звук в приторную ухмылочку, и сопроводил своё унижение улыбкой. Как обычно и поступал. Отыскал самый темный угол, скрестил на замаранном кителе руки и подавил злость, представляя, как язвительно усмехались бы головы штабников Миттерика на пиках воинства Чёрного Доу. Не самое патриотичное времяпровождение, зато одно из самых утоляющих.
Это не мир, а шиворот-навыворот сляпанная обманка, раз таким вот, с позволения сказать, мужчинам, если их вообще можно назвать мужчинами, позволено смотреть свысока на такого, как я. Я стою вдвое больше вас всех. И эти — лучшие, что нашлись у Союза. Мы заслуживаем поражения.
— Не запачкав рук, войну не выиграть.
— Что? — Горст угрюмо покосился вбок. Возле него в потрёпанной куртке облокачивался Ищейка, с выражением вселенского измождения на не менее потрёпанном лице. Северянин расслабленно откинул голову назад, пока та тихонько не тюкнулась о шелушащуюся стену. — Иной народ скорее уж остался бы чистым, да? И проиграл.
Горст не мог позволить себе взять в союзники единственного ещё большего отщепенца, чем сам. Он юркнул в привычное молчание, как в удобно разношенные боевые латы, и обратил внимание на нервную болтовню офицеров.
— Когда они прибудут?
— Скоро.
— Сколько их там?
— По слухам, трое.
— Один-единственный. Обошлись всего лишь одним членом Закрытого совета.
— Закрытого совета? — взвизгнул Горст, нервное возбуждение унесло голос почти за пределы человеческой слышимости. Тошнота послевкусия ужаса, что охватил его в день, когда те страхолюдные старики сместили его с должности. Мимоходом раздавили мои мечты, как мальчишка давит жука. — Следующий… — и его вывели в коридор, и чёрные двери захлопнулись за ним, как крышка гроба. Больше не рыцарь-телохранитель. Больше никто, одна лишь смешная пищалка. Моё имя стало нарицательным немилости и провалу.Ему до сих пор мерещилась стена тех вялых и обвислых издевательских усмешек. И во главе стола, бледное лицо короля, со стиснутой челюстью, отказывающегося встречаться глазами с Горстом. Будто бы крах вашего самого верного слуги не более чем утомительная обыденность…
— Который из них? — интересовался Фельнигг. — Известно?
— Не имеет особого значения. — Крой посмотрел в сторону окна. За полураскрытыми ставнями усиливался дождь. — Мы и так уже знаем, что они скажут. Король требует великую викторию, вдвое быстрее и вдвое меньшей ценой.
— Как обычно! — Миттерик кукарекал с регулярностью перевозбуждённого кочета. — Задолбали политиканы, сующие носы в наше дело! Клянусь, те жулики в Закрытом Совете стоят нам больше жизней, чем все проклятущие враги вообще…
С громким треском повернулась дверная ручка, и в комнату вошёл крепко сложенный старик, совершенно лысый, с короткой седой бородой. Сходу он не создавал впечатления верховной власти. Его одежды пропитались дождём и изгвоздились грязью лишь слегка слабее мундира самого Горста. Посох из обычного дерева, окован сталью, скорее палка для ходьбы, чем жезл кабинета правительства. Но всё же, хотя он и его единственный слуга, скромно прошаркавший следом, десять к одному уступали в численности самым ярким и высокомерным павлинам во всей армии, это офицеры стали теми, кто задержал дыхание. От старика исходило ощущение пренебрежительной уверенности, беспрекословного повелевания, хозяйской ответственности. Как от забойщика скота, бросающего глаз на своих утренних хрюшек.
— Лорд Байяз. — Лицо Кроя побледнело, слегка. Пожалуй, это вообще первый раз, когда Горст увидел застигнутого врасплох маршала, и не его одного. Переполненная комната не остолбенела бы сильней, если в качестве представителя совета им на тачке прикатили бы труп Гарода Великого.
— Джентльмены. — Байяз, походя, швырнул посох своему кудрявому слуге, легонько шикнув, вытер капли дождя с лысой макушки и стряхнул их с ребра ладони. Для легендарной личности он не церемонился. — Ну и погодка тут у нас? Порою я люблю Север, а порой… чуть меньше.
— Мы никак не ожидали…
— Да и с чего бы вам ждать? — Байяз хихикнул в искреннем добродушии, которое как-то умудрялось казаться угрожающим. — Я на пенсии! Я снова оставил пустым место в Закрытом Совете и переживаю своё старческое слабоумие в моей библиотеке, вдали от жерновов политики. Но раз уж война сама пришла ко мне на порог, то подумалось — было бы нерадиво не заглянуть. Я привёз с собою деньги — я так понимаю, выплаты несколько просрочены.
— Немножко, — подтвердил Крой.
— Немножко ещё и солдатский напускной слой чести и послушания с лёгкостью может стереться напрочь, а, джентльмены? Без своей золотой смазки великий механизм армии Его величества, как и многое другое в нашей жизни, скоро бы остановился, не так ли?
— Забота о достатке людей всегда наше первоочерёдное стремление, — нерешительно произнёс лорд маршал.
— И моё! — ответил Байяз. — Я здесь только чтобы помочь. Так сказать, держать ступицы в масле. Наблюдать, и может иногда, по случаю, давать некие незначительные указания. Командуете вы, лорд маршал, разумеется.