- Только мы здесь занимаемся ловлей с раннего октября до начала июня. Потом переключаемся на туристов. Большая часть других островов ловит с мая по декабрь.
- Не легче было бы ловить, когда тепло?
- Да, конечно. Хотя когда приходит время вытаскивать ловушки, довольно много можно напортачить, несмотря на хорошую погоду. Впрочем, доходы от омаров всю зиму высоки, поэтому-то сейчас и выгодно ловить.
Энни наконец приготовила кофе.
Они отнесли кружки на столик, примостившийся на террасе. Вручив Энни розовую коробку, Барбара уселась напротив на стуле. Подарком оказался вязаный черно-белый шарф с таким же ромбовидным узором, что и на ней.
Барбара смахнула крошки, оставшиеся от завтрака Энни, в ладонь.
- Вязание помогает скоротать зимнее время. Иначе я бы покрылась ржавчиной. Сын теперь живет в Бангоре. Раньше я видела внука каждый день, а сейчас хорошо, если увижу раз в два месяца.
Глаза у нее затуманились, словно ей хотелось заплакать. Она резко встала и унесла собранные крошки в кухню. Когда вернулась, то еще не совсем пришла в себя.
- Дочка Лиза поговаривает, как бы уехать отсюда. Если это случится, я потеряю двух внучек.
- Лиза подруга Джейси?
Барбара кивнула.
- Похоже, пожар в школе стал для нее последней каплей.
Энни смутно вспомнила небольшое каркасное здание, служившее на острове школой. Оно торчало на холме над набережной.
- А я и не знала, что в школе был пожар.
- Это было в начале декабря, прямо сразу после приезда Тео Харпа. Короткое замыкание. Выгорело дотла. – Гостья постучала кончиками красных ногтей по столу. – В той школе полвека учились дети до тех пор, пока не уезжали в среднюю школу на материке. Сейчас мы используем старый передвижной дом – все, что может позволить себе город, - и Лиза возмущается, что, дескать, не собирается позволять своим девочкам ходить в школу, размещенную в трейлере.
Энни не могла осудить женщину, захотевшую уехать отсюда. Жизнь на маленьком острове романтична больше в мечтах, чем в реальной жизни.
Барбара повертела на пальце обручальное кольцо, тонкий золотой ободок с крошечным бриллиантиком.
- Я такая не одна. Сноха Джуди Кестер пилит ее сына, чтобы переехать к ее родителям куда-то в Вермонт, и Тильди… - Она махнула рукой, давая понять, что ей даже думать об этом не хочется. – На сколько вы приехали?
- Может, до конца марта?
- Для зимы это время долгое.
Энни пожала плечами. Подробности ее владения коттеджем, кажется, не являлись всеобщим достоянием, и ей хотелось и дальше сохранить такой порядок вещей. Иначе она выглядела бы марионеткой в чьих-то руках, совсем как ее куклы.
- Муж мне вечно твердит, чтобы я не совала нос в чужие дела, - поделилась Барбара, - я не могу не предостеречь, что жить здесь одной будет ой как трудно.
- Все будет хорошо, - сказала Энни, словно сама тому верила.
Озабоченное выражение гостьи ничуть не обнадеживало.
- Вы далеко от города. И я так понимаю, что ваша машина… Тут нет асфальтовых дорог, она будет бесполезна зимой.
Энни и сама уже это поняла.
Перед уходом Барбара пригласила ее на проводимую на острове игру «банко».
- Это по большей части для нас, бабушек, но я возьму играть Лизу. Она ближе вам по возрасту.
Энни не раздумывая согласилась. Желания играть в «банко» у нее не было, но так хотелось пообщаться с кем-нибудь помимо кукол и Джейси, которая, при всей ее приятности, уж точно не тот собеседник, что оживляет разговор.
Харпа разбудил какой-то шум. На сей раз не ночной кошмар, а какой-то посторонний звук. Тео открыл глаза и прислушался.
Даже сквозь туманные остатки сна он быстро сообразил, что именно слышит. Бой часов на лестнице.
Три… Четыре… Пять…
Тео сел в постели. Эти часы не шли с тех пор, как добрых шесть лет назад умерла его бабушка Хильди.
Он откинулся на подушки и прислушался. Мелодичный бой звучал приглушенно, но все же отчетливо был различим. Тео считал. «Семь… Восемь…». И дальше. «Девять… Десять…». Наконец на двенадцатом ударе бой прекратился.
Тео взглянул на прикроватные часы. Три ночи. Что за черт?
Он оставил постель и стал спускаться по лестнице. И хотя и был обнажен, но холод его не беспокоил. Тео любил лишения. Так он чувствовал себя живым.
В окна просачивался свет полумесяца, чертя тюремные решетки на ковре. В гостиной пахло пылью, запустением, однако маятник настенных часов бабушки Хильди качался в ритмичном «тик-так», стрелки указывали на полночь. Часы, которые молчали долгие годы.
Может, Тео и имел дело со злодеями, путешествующими во времени, однако не верил в сверхъестественное. Отправляясь спать, он проходил через эту комнату, и если бы часы тикали, он бы заметил. Тогда в доме раздавался тот необъяснимый шум.
Должно быть всему этому объяснение, только Тео не имел понятия какое. Он кучу времени думал над ним, поскольку так больше и не заснул. Как обычно. Сон стал врагом, зловещим прибежищем привидений из прошлого, привидений, становящихся все более опасными с тех пор, как появилась Энни.
Дорога уже не была такой обледенелой, как восемь дней назад, в день приезда, но выбоины обозначились отчетливей, и Энни понадобилось сорок минут на путешествие, занимавшее в иные дни минут пятнадцать, чтобы добраться до городка, где женщины устраивали игру в «банко». За рулем она старалась не думать о Тео Харпе, однако никак не могла выкинуть его из головы. Прошло три дня с момента их стычки в башне, и она видела его лишь издалека. И хотелось, чтобы и дальше так продолжалось, но что-то подсказывало, что легко ей не отделаться.
Энни благодарила судьбу за шанс выбраться из коттеджа. Несмотря на изнурительные подъемы в Харп-Хауз, она стала лучше чувствовать себя физически, если уж не душевно. Энни надела свои самые новые джинсы и один из белых мужских свитеров матери.
Собрала буйные кудри в небрежный пучок, подкрасила губы помадой цвета карамели и махнула щеточкой с тушью по ресницам – это все, что она смогла сделать из имеющихся средств. Иногда она думала, что стоит отказаться от туши, чтобы глаза не так заметно выделялись на лице, но друзья уверяли, что она чересчур критична, и светло-карие глаза – самое красивое, что у нее есть.
С правой стороны дороги в море выдавался большой каменный пирс, у которого стояли на причале корабли ловцов омаров. Закрытые лодочные сараи заменили открытые эллинги, которые помнила Энни. Если дела обстоят как раньше, то летние гости все еще хранят свои драгоценные судна запертыми внутри вместе с ловушками и буйками, дожидавшимися новой покраски.
Через дорогу от пристани стояли несколько закрытых на зиму забегаловок в ряду с магазином сувениров и парой художественных галерей. Служившая также почтой и библиотекой островная ратуша, небольшое здание под серой черепицей, была доступна круглый год. На возвышавшемся позади городка холме виднелись занесенные снегом могильные камни кладбища. Выше по склону с видом на бухту стояла темной и пустой под серой черепицей гостиница «Перегрин Айленд Инн» и ждала наступления мая, чтобы снова возродиться к жизни.
Дома жителей жались к дороге. На боковых двориках грудились проволочные ловушки для омаров, катушки кабеля и стояли развалюхи-машины, еще не нашедшие путь на материковую свалку. Дом Роуз мало чем отличался от других: квадратный, крытый черепицей и удобный. Барбара впустила Энни, взяла у нее пуховик и провела в кухню через уютную гостиную, где пахло древесным дымком и хозяйкиными цветочными духами.
Зеленые присобранные по бокам занавески окаймляли окно над раковиной, на верху шкафов из темного дерева стояла коллекция сувенирных тарелочек. По бесчисленным фотографиям на холодильнике было видно, что Барбара гордится своими внучатами.
Все еще привлекательная восьмидесятилетняя женщина, чьи высокие скулы и широкий нос наводили на мысль, что у нее афроамериканские и индейские корни, сидела за кухонным столом с единственной молодой женщиной помимо Энни - крошечной курносой брюнеткой в очках в черной прямоугольной оправе и с прической «боб» средней длины.