«Сдавайся, - насмешливо предложил Лео. – Ты знаешь, чего хочешь».
«Хватит капать на нервы, Лео».
Это раздался голос Негодницы, лучшей подружки Милашки и второго «я» Энни. Хотя на счету Негодницы числились многие проказы и неприятности, в которые из-за нее попадали куклы, – неприятности, которые приходилось устранять героине Милашке и герою Питеру, – Энни обожала отвагу и щедрое сердце Негодницы.
«Соберись, - приказала Негодница. – Вылезай из машины».
Энни хотела послать ее к черту, только что толку? Поэтому запихала растрепанные волосы под воротник стеганой куртки и застегнула ее на молнию. На большом пальце вязанных перчаток зияла дыра, и ручка двери как льдом обожгла незащищенную кожу. Энни заставила себя открыть дверцу.
В лицо ударило холодом и лишило ее дыхания. Энни с усилием вытащила наружу ноги. Видавшие виды коричневые замшевые ботиночки утонули в снегу, а джинсы явно были не по погоде. Пряча голову от ветра, Энни с трудом обошла машину достать теплое пальто, только чтобы увидеть, что багажник так тесно вмяло в сугроб, что его невозможно открыть. И почему она не удивилась? Энни так давно не везло, что она уже и позабыла, каково это, когда наяву приходит удача.
Неудачница вернулась на место водителя. Наверняка куклы благополучно переночуют в машине, но вдруг с ними что случится? Они нужны ей. Это все, что у нее осталось, и если она их потеряет, то наверно исчезнет вместе с ними.
«Как трогательно», - съязвил Лео.
Ей захотелось порвать его на тряпки.
«Милочка… Я тебе нужен больше, чем ты мне, - напомнил он ей. - Без меня у тебя не будет никакого шоу».
Энни заткнула его. Тяжело пыхтя, она вытащила чемоданы из машины, забрала ключи, выключила фары и закрыла дверь.
И немедленно погрузилась в густой кружащийся мрак. Грудь клещами сдавила паника.
«Я спасу тебя!» - восклицал Питер.
Энни крепче схватила ручки чемоданов, стараясь не дать ужасу ее парализовать.
«Я ничего не вижу! – визжала Пышка. – Терпеть не могу темноту!»
К древнему мобильнику Энни не прилагалась подсветка, но у нее есть… Энни поставила чемодан на снег и полезла в карман, где лежали ключи с брелоком в виде маленького светодиодного фонарика на кольце. Она не включала брелок несколько месяцев и не знала, работает ли он еще, поэтому с замеревшим сердцем нажала на кнопку.
Ярко-голубой луч прорезал крошечную дорожку в снегу, столь узкую, что Энни запросто с пути могла сбиться.
«Возьми себя в руки», - скомандовала Негодница.
«Сдавайся», - презрительно усмехнулся Лео.
Энни шагнула в снег. Ветер пронизывал тонкую куртку и трепал волосы, бросая в лицо кудрявые пряди. Снег залепил сзади шею, и Энни начала кашлять. Ребра скрутила боль, чемоданы били по ногам. Не прошло много времени, как пришлось поставить их и дать отдых рукам.
Энни закуталась в воротник куртки, пытаясь защитить легкие от ледяного ветра. Пальцы горели от холода, и когда она снова двинулась вперед, то призвала воображаемые голоса кукол, чтобы скрасили ей компанию.
Пышка: «Если ты уронишь меня и испортишь сиреневое платье с блестками, я подам на тебя в суд».
Питер: «Я самый храбрый! Я самый сильный! Я тебя спасу».
Лео (издеваясь): «Ты хоть что-нибудь умеешь делать как надо?»
Милашка: «Не слушай Лео. Не останавливайся. Мы доберемся».
И Негодница, бесполезное второе «я» Энни: «Женщина с чемоданами заходит как-то в бар…»
Слезы льдинками повисли на ресницах, мешая смотреть. Угрожая вырвать из рук, ветер трепал чемоданы. Те были слишком большие и тяжелые. Выворачивали из суставов руки. Глупо было брать такую тяжесть с собой из машины. Глупо, глупо, глупо. Но бросить кукол? Ни за что.
Каждый шаг - словно милю преодолеть, и никогда еще Энни так не мерзла. Вот-вот она уже посчитала, что удача повернулась к ней лицом, а все потому, что смогла успеть на паром, уходивший с материка. Паром ходил нерегулярно, в отличие от переделанного катера для ловли омаров, который раз в неделю обслуживал остров. Однако когда паром отчалил от берега Мейна, налетела самая худшая пурга.
Энни продиралась вперед, вытаскивая из снега и переставляя ноги одну за другой, руки резало, легкие горели в попытках подавить очередной приступ кашля. Почему она не положила теплое пальто в салон машины, вместо того чтобы запереть в багажнике? Почему не сделала многое другое? Не нашла постоянное место жительства. Не относилась бережливо к деньгам. Не встречалась с порядочными мужчинами.
С тех пор как она покинула остров, прошло десять лет. Дорога обрывалась на развилке, откуда уходило ответвление к коттеджу и Харп-Хаузу. Но что, если она пропустила поворот? Кто знает, что могло измениться за годы?
Энни споткнулась и упала на колени. Ключи выскользнули из рук, и фонарик пропал. Она схватилась за чемодан, чтобы не упасть. Замерзшая. Злая. Ртом хватала воздух и судорожно шарила вокруг в снегу. Если она потеряла фонарик…
Пальцы застыли так, что Энни почти их не ощущала. Когда же фонарик снова очутился в руке, она включила его и увидела кипу деревьев, венчавших конец дороги. Повернула луч направо, и он упал на большой гранитный валун на развилке. Энни поднялась на ноги, подхватила чемоданы и, спотыкаясь, побрела по сугробам.
Временное облегчение, что она нашла развилку, испарилось. Столетия суровых непогод Мэна стерли с этой местности все, кроме выносливой ели, и без ветрозащитной полосы воющие порывы с океана раздували чемоданы как паруса. Энни увязала то одной ногой, то другой, продираясь через высоченные сугробы, волокла тяжелую поклажу и сражалась со страстным желанием лечь и отдаться на милость холоду – пусть делает с ней, что хочет.
Она так низко клонилась навстречу ветру, что чуть не пропустила цель. Только когда угол чемодана ударился в занесенный снегом каменный забор, до Энни дошло, что она добралась до Коттеджа Лунного странника.
Домик под серой черепицей представлял собой погребенное под снежным покрывалом бесформенное нагромождение камней. Ни расчищенной тропинки, ни приветливых огней. Последний раз, когда Энни здесь была, дверь выкрасили в клюквенно-красный, сейчас же она оказалась холодного цвета синего барвинка. Неестественный снежный холмик под передним окном скрывал пару старых деревянных ловушек на омаров, дань происхождению дома, бывшего когда-то рыбацким коттеджем. Энни протащилась через сугробы к двери и поставила чемоданы. Нащупала ключом замок, только чтобы вспомнить, что островные жители редко запирали двери.
Дверь распахнулась. Энни из последних сил втащила чемоданы в дом, с трудом захлопнув за собой дверь. Воздух со свистом вырывался из легких. Энни упала на ближайший чемодан: ее вдохи больше напоминали всхлипы.
Мало-помалу она стала ощущать заплесневелый запах ледяной комнаты. Зажав нос рукавом, Энни нашарила выключатель. Никакого результата. Либо смотритель не получил ее е-мейл, в котором она просила включить генератор и зажечь маленькую топку, либо не стал утруждаться. Энни дрожала с головы до ног. Скинула покрытые ледяной коркой перчатки на лежавший у двери холщовый коврик, но не нашла сил стряхнуть снег с буйных кудрей. Джинсы стояли колом, но чтобы сменить одежду, требовалось снять ботинки, а Энни слишком замерзла.
Неважно, в каком отчаянном положении она оказалась: ей нужно достать кукол из заляпанных снегом чемоданов. Она обнаружила один из подходящих фонарей, которые ее мать всегда держала у двери. До того как урезали школьные и библиотечные бюджеты, куклы обеспечивали более стабильные заработки, чем ее провальная актерская карьера или временные подработки вроде выгуливания собак или подачи напитков в «Кофе, кофе».
Дрожа от холода, Энни проклинала смотрителя, который бесшабашно скакал на лошади в пургу, однако не соизволил приложить усилия и сделать свою непосредственную работу. Кто же еще, как не Шоу, устраивал эти скачки? Зимой ведь никто больше не обитал в этом конце острова. Энни расстегнула молнии на чемоданах и вытащила всю пятерку. Оставив кукол в защитных пластиковых чехлах, она на время уложила их на диване и с фонариком в руке побрела по стылому деревянному полу.